Цветок и камень

Памяти Георгия Иванова

…Только расстоянье стало уже Между вечной музыкой и мной.

Георгий Иванов

Южный день, морское побережье, Солнечное острое блистанье… Все другое, — но страданья те же И все та же боль воспоминанья. Было… Было… Душу просверлило Это слово. «Было» и «навеки». Жили-были, верили, любили, А теперь на Вавилонских реках… А теперь — докучные соседи, Гневно скомканный листок бумажный, Разговор о картах и обеде, О болезнях, о таком неважном… Потому что важно только это, То, что в муке прорастает словом, Что мелькает с быстротою света Над цветеньем кактуса лиловым Музыкой… Но грудь почти не дышит. Музыка — немыслимое чудо, Та, которой на земле не слышат, Но, едва услышав — не забудут. Слово к слову, в строгом сочетанье, Ощупью, со страхом, осторожно… Как постичь внезапное блистанье Музыки, с которой невозможно, Без которой невозможно тоже, Задыхаясь ночью на постели… Ночью в парке голубые ели На суровых иноков похожи… Мрак. Провал. И вдруг — прорыв в сиянье К музыке с бессмертными словами… Вот уж и не стало расстоянья Между вечной музыкой и Вами.

Буживаль

В саду зеленая прохлада, Лучи косые, щебет птиц, Порой доносятся рулады Полины юных учениц. Далекий рокот фортепьяно Приносит сладкую печаль, Как монотонный плеск фонтана И Сены голубая даль. Великолепным ариозо Плывет мелодия в окно — «О, как прекрасны были розы, И как свежи… и как давно!» Давно умолкли вокализы И годы потеряли счет, Но и доныне призрак Лизы В пустом саду кого-то ждет. Порой подходит к павильону, Вздыхает тихо, а потом Глядит на белые колонны На опустелый, ветхий дом. Закат бледнеет, меркнут краски, А в трепетаньи тополей Печаль о невозвратном Спасском, И тишине родных полей. О близком часе парусии Вещает первая звезда — Конец любви, конец России, Конец дворянского гнезда. 1980

«Уйди от горестных оскомин…»

Уйди от горестных оскомин Страстей и тщетного труда, Так чуден мир, и так огромен, И так блистательна звезда, Откуда вечность смотрит в душу Ночною, тихою порой. Ничто земное не нарушит Миров непогрешимый Строй, Но если бы смотреть умела Душа прозревшая едва — С каким непостижимым целым Почуяла бы нить родства!

Назарет

Назарет на заре, как цветок… Бледно-розово светятся крыши, Кипарисы глядят на восток И смолистые ветки колышут. Как цветок на заре Назарет, Как цветок Назарет на заре… Но внезапно грохочет снаряд, Самолеты проносятся воя, Кипарисы, качнув головою, Словно факелы в небе горят… Старый плотник бросает станок И к земле припадает в овраге, Загорелся рыбачий челнок И горит как обрывок бумаги. Переполнен е утра лазарет И запятнан запекшейся кровью, Запылали и рушатся кровли… О пылающий огненный цвет, О цветок на заре Назарет!

Скит («Как просты, прекрасны и суровы…»)

Как просты, прекрасны и суровы Очертанья купола и ниш… Отойди на время от земного, Здесь, душа, ты Богу предстоишь. Неподвижны свечи в полумраке, Как цветы на восковых стеблях, У порога бьют поклоны маки, Шарит ветер в темных тополях. Возле маков вьется повилика И курит цветочный фимиам. В полусвете проступают лики, Ангел руки простирает к нам, Белый ангел расправляет крылья, Светотени по стенам дрожат, Кажется — еще одно усилье И по камням крылья зашуршат… Скорбны Богородицины очи И печалит полудетский рот. Первозданный камень не обточен, Словно это Вифлеемский грот. 1967

Деревенская церковь

Посв.

Н.Б. и А.В. Сологуб

Затеряна церковь в поле, в убогой крестьянской хатке. Стоят рядком на престоле иконы, свечи, лампадки… Певчих собралось трое, да семь человек прихода. Пахнет землей сырою И зеленью с огорода. Но в этой избушке сирой Священник служил молебен о мире в огромном мире, о нашем насущном хлебе. Читает дьякон Пророка… А синий квадрат оконный глядит Всевидящим Оком и кажется мне иконой. 1954

Страстной четверг

Возле церкви приглушенный говор, Людных улиц суета сует… Не взяла я свечки четверговой, Только в сердце проносила свет. To ли от евангельского чтенья, To ли от двенадцатой свечи Не погасли тайного свеченья Никому не зримые лучи. Бился в зонтик дождевой горошек, Рассыпался по листве густой… Помоги мне, Боже, стать хорошей, Радостной, спокойной и простой! Под ногами растекалась слякоть И не раз пришлось мне пожалеть, Что на людях невозможно плакать, Что на людях неприлично петь. 1950

«Вдоль по базарной площади…»

Вдоль по базарной площади, В светлую ночь, весной, Видела — шел Ты, Господи, С тощей Своей сумой. Падали деньги звонкие Возле церковных врат, Там торговал иконками Младший Иудин брат. А в алтаре сияние Шло от икон и ряс… Господи, подаяния Спрашивал Ты не раз. Вдруг раскатилась громкая О попранной смерти весть… Шел Ты с пустой котомкою, Не было места сесть. А мальчик с веселым личиком, Толкнул Тебя прямо в грудь, Спеша помянуть куличиком Нескончаемый Крестный путь. 1957

«Когда подросшие птенцы…»

Когда подросшие птенцы, К полету первому готовы, Когда поспели огурцы И дозревает сад фруктовый, И в зелени еще густой Все полно радостным кипеньем, Крылатой птичьей суетой, Сверканьем, щебетом и пеньем, Впервые вдруг усохший лист Спадает, медленно вращаясь… Тогда возню свою и свист Внезапно птица прекращает, И круглый глаз ее следит С неизъяснимым выраженьем, За тем, как желтый лист летит, За медленным его сниженьем. Надежен дуб и луг широк, Просты по-прежнему заботы, — Но птица знает — близок срок, И слышит отзвук перелета.

Ночной дождь

Проходит жизнь расплывчатым пятном, За годом год свою поклажу вьючит. Под шум ночного ливня за окном О смерти думается лучше. Есть время встреч и есть пора разлук, Телесной силы, — и духовной мощи. Под мерных капель монотонный стук О смерти думается проще. На сердце мертвых больше чем живых И умирать от этого мне легче. Под тихий шелест капель дождевых В бессмертье веруется крепче

«Я тебя как любимого брата…»

Я тебя как любимого брата, Как далекого друга звала — Золотая полоска заката У меня на глазах отцвела, С темнотою сиянье боролось И она победила. Тогда Над одной из тускнеющих полос Родилась голубая звезда. Падал сумрак сиреневым пеплом, Ночь победно ступала за ним. Но сияние звездное крепло И казалось ответом твоим.