Цветок и камень

День мелькает серой мышью Из норы опять в нору. В сердце странное затишье — К думам слов не подберу. Раскатился звездный бисер. Ни собрать, ни нанизать… О морозной синей выси Как словами рассказать? Там, на лунных каравеллах Проплывают жемчуга И планет заиндевелых Серебрятся берега. Тайны Бога звезды пишут Хрусталем по серебру… Промелькнуло время мышью И запряталось в нору. 1950

«Муза промолвила робко…»

Муза промолвила робко, Лиру давая мне в дар: «Хочешь? Возьми на растопку, Хочешь? — снеси на базар. Лиру в обрывки газеты Там положи на весы — Весит не больше букета, Меньше куска колбасы… Только, пожалуй, не пробуй Лиру на плечи взвалить — Будет до самого гроба Тяжкою ношей давить». 1948

«Рождая истощается земля…»

Рождая истощается земля И вот, зерно произрастает плохо… Оберегай же светлые поля От сорных трав: крапив, чертополоха. Приносится случайное зерно Весенним ветром или пылью звездной, И вот растет… а может быть оно От плевел злых, а ты заметишь поздно… Пускай полей нетронутая гладь Останется пустынной и суровой И ждет зерна, в котором благодать, В котором все — и жизнь, и свет, и Слово.

Конец войны

Сегодня кончилась война… В глазах людей восторг и влага И улица пьяным пьяна От смеха, возгласов и флагов Колокола зовут, поют, Толпа снует, спешит куда-то, Вот папиросы раздают Американские солдаты, Вот девушки несут цветы, Тут поцелуи, там объятья И переходят все на ты: В такие дни все люди — братья! Прекрасна светлая мечта, Но через день о ней забудут. Начнутся месть и клевета, Предательства и самосуды. 1945

«Нам хорошо и мы поем…»

Нам хорошо и мы поем. Над нами солнечное небо Сегодня на столе моем Достаточно вина и хлеба. Цветы сплетаются вокруг, Не прерывается беседа И каждый может слово «друг» Сказать ближайшему соседу… Но темный взгляд, но резкий жест — И все меняется сурово. И вдруг за каждым — черный крест. И тишина за каждым словом.

«У вещей особая душа…»

У вещей особая душа. Часть души того, кто их лелеял, Кто осколки вазы, не спеша, Терпеливо и любовно клеил, Кто под вечер бронзовые бра Зажигал в молчаньи и покое, Кто любил по блеску серебра Проводить ласкающей рукою… И порою о вещах иных Говорят поблекшие узоры. Так в глубинах раковин немых Дремлет шум неведомого моря. 1949

Розы

Их мучит беспощадный жгут И рана свежая от ножниц, Их для продажи берегут, Как стройных молодых наложниц. Быть может, рок их вознесет На трон, на гроб, к святыням храма — Но с кратковременных высот Отбросит в мусорную яму.

«От твоих ли слов хороших…»

От твоих ли слов хороших, От улыбки ли твоей, Словно мостик переброшен Над провалом темных дней. Словно люди стали лучше И прекраснее земля, Словно пал весенний лучик На озябшие поля… И опять душа библейски И евангельски проста — Сердце — в Канне Галлилейской Возле самых ног Христа. 1947

После болезни

Я просыпаюсь… я одна. Звенят лучи, лучи апреля, Их заглушает тишина Немым звучаньем беспределья. А я живу, и я жива, Я буду жить, уже мне легче… Еще слаба, едва, едва Я шевелю рукой поблекшей. Прекрасна белая кровать — Ласкаю взглядом кружева я… Как сладко пить, как сладко спать, Как сладко плакать, оживая. 1944

Ночные бабочки

Прилетают ночные гости На свет свечи желтоватый, Крылья из темной ваты, На крыльях — череп и кости. Много их, ах, как много! Пачкают серой пылью, Света хотят их крылья, Жаждут сердца ожога. Все не могу понять я Кто ты, ночное племя? Что на тебе за бремя, Чье на тебе проклятье: К свету тянуться ночью, Днем забиваясь в щели, Оставлять у заветной цели, Лишь обугленных крыльев клочья. 1948

«За год разлуки, от села…»

За год разлуки, от села Спустились домики в лощину И гладкий луг пересекла Дороги первая морщина. Недавно срубленный пенек Похож на свежую могилу, Но даль все та же. Василек Во ржи синеет, что есть силы. И речка та же. У моста, Как прежде, ряска бархатится. Встречаю старые места, Как милые родные лица. Меня узнавшие цветы Бегут за мною по дорогам. И сразу мы опять на ты С цветами, с облаками, с Богом.

Золотая рыбка

Цветок из пластмассы, вода из-под крана Слегка отдает жавелем. Колышется мир, непонятный и странный, И брезжит туманным нолем. Цветок из пластмассы…О, если бы травы, Что стелятся мягко по дну! Для прихоти глаза, для легкой забавы, Тебя заключили одну. В прозрачных стенах полукруглой темницы, Где в глубях укрыться нельзя, Но только томиться, кружиться и виться По вечному кругу скользя. И раковин мертвых пустые отверстья, Горя семицветным огнем, На дне образуют таинственный перстень. И время заковано в нем. 1962