Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II

Шествие остановилось у жертвенника, места отдохновения бога. Мина поставили на жертвенник. Фараон совершил воскурение и возлияние. Он поднес Мину дары – пищу, которую потом предадут огню, золотые вещи, благовония.

Свита почтительно ожидала окончания обряда. Ка-Нейт вся ушла в созерцание – лицо великого ясновидца было обращено в сторону фараона, солнце освещало его сбоку.

Фараон возложил на голову соединенные белую и красную короны - короны Хора и Сетха.

Царю подали лук и колчан со стрелами. Стрелы засвистели – владыка послал их в четыре стороны света.

Народ ахнул, толпа расступилась - выпорхнули четыре сизоворонка, четверо сыновей Хора.

Статуи обожествленных царей поставили на землю. Помощник распорядителя обряда подал фараону серп из позолоченной меди и снопик пшеничных колосьев. Фараон высоко срезал колосья.

Запели последний гимн – мать Мина прославляла силу сына, победителя всех врагов.

Обряд был завершен. Жрецы вновь подняли на плечи статую бога; шествие двинулось обратно, к его жилищу.

Вот голову фараона снова покрыл синий шлем. Он сел в носилки; со всею многочисленной пышной свитой носилки двинулись обратно.

Солнце сверкнуло в ожерельях и браслетах царских сановников и начищенном оружии царских воинов. В последний раз зазвучали систры и тамбурины.

– Идем, - сказала мать Ка-Нейт. – Величество ушло.

Девушка, вся погруженная в созерцание, не услышала ее. Мерит-Хатхор пришлось тронуть госпожу за плечо.

Ка-Нейт неохотно послушалась; но голова ее оставалась обращена в сторону, куда отбыл фараон с его свитой, пока мать сердито не велела ей перестать глядеть назад.

***

– Как он прекрасен, Мерит-Хатхор!.. – Женщины уединились в комнате Ка-Нейт – небольшой угловой комнате, стены которой были расписаны связками папируса, с низким синим потолком. – Глаза его чернее мрака ночи. Он выступает в величии. Руки его чисты. Мудрый жрец, известный самому фараону…

– Он большой человек, госпожа.
– Наперсница говорила, тщательно подбирая слова. – Ты думаешь о нем, но искать пути к нему может оказаться плохо для тебя.

– Нет, - прервала ее хозяйка. – Если я не найду пути, это будет плохо. – Она уставила на наперсницу свои большие черные глаза, которые были серьезны.
– Подобного ему нет.

– Это большое дело - то, которое ты задумала, моя госпожа. – Ка-Нейт покраснела под твердым взглядом своей наперсницы. – Я буду твоими глазами у дома великого жреца. Я узнаю, есть ли к нему путь.

– Добрая Мерит-Хатхор! – Лицо девушки просияло.
– Ты лучше всех для меня!

Не теряя времени – оставалось еще несколько часов до вечерней трапезы - Мерит-Хатхор отправилась по взятому на себя тайному делу ее госпожи.

– Мерит-Хатхор, - оживившись, приветствовал ее скучающий привратник. – Куда ты идешь… госпожа?

Мерит-Хатхор чуть улыбнулась.

– Ты любопытен, Джаа. Смотри, куда ходишь сам, а за мною не присматривай.

Джаа рассмеялся.

– Любовное свидание, госпожа?

Мерит-Хатхор не удостоила его ответом и пошла прочь. Джаа помрачнел, глядя вслед женщине, которая вела себя так, точно и вправду была здесь госпожой – хотя была всего только сиротой, дочерью старого писца Джедефптаха, взятой из милости в дом начальника мастерских. Это был подарок богов, что ее как сестру полюбила хозяйская дочь.

Мерит-Хатхор пошла вниз по улице, в направлении главного храма Амона, рассудив, что дом первого слуги бога должен быть расположен вблизи дома его господина.

Ка-Нейт смотрела вслед ей – ее окно выходило на улицу, на ворота в кирпичной ограде, которые отделял от дома садик, где росли акации и гранатовые деревья.

Начинало смеркаться, когда наперсница возвратилась.

Ка-Нейт не могла утерпеть. Она сбежала по лесенке, которая вела наверх, и бросилась ей навстречу:

– Что?

– Тише! – шепнула Мерит-Хатхор. Она выглядела очень довольной. – Поднимемся к тебе, госпожа!

Она увела госпожу в ее комнату, где ничьи уши не могли их слышать, и лишь тогда сообщила, что узнала.

– Владычица звезд*! – Ка-Нейт расцвела от радости. – Мерит-Хатхор! Золотая, как твоя покровительница!

Наперсница улыбалась, довольная.

– Как ты узнала так скоро?

Дом великого ясновидца Мерит-Хатхор указал первый же прохожий, по виду ремесленник, которого она спросила об этом, едва оказавшись в виду великолепного храма Амона.

Заговорив со служанкой, выходившей через боковую дверь с пустой корзиной, она похвалила дом и пожелала благополучия господину дома, жене его и детям его. Служанка – живая маленькая девушка со множеством коротких косичек на голове – оказалась словоохотлива. В ответ Мерит-Хатхор услышала, что жена господина, Мут-Неджем, не родила ему детей, хотя он взывал к Амону* и премудрому Имхотепу*, ниспосылающему их, а в минувшее время засухи переселилась на Запад*.

Вдруг лицо девушки омрачилось.

– Он ничего не знает. Как сделать, чтобы он раскрыл мое сердце?

– Пойди в дом Амона, госпожа, - сказала Мерит-Хатхор. – Проси владыку Уасета сделать так, чтобы сердце его первого пророка обратилось к тебе.

***

– Отец, позволь мне пойти в Опет Амона*! Я хочу вознести хвалу великому богу.

Джедефптах, нахмурив брови, с удивлением поглядел на дочь.

– Дабы милость его пребывала с нами, - говорила Ка-Нейт. В глазах ее была нежная мольба.

Джедефптах покачал головою, уступая.

– Иди, - сказал он. Девушка схватила его руку и поцеловала.

Отец с удовольствием глядел на нее. “Ка-Нейт, белый лотос, – думал он, - подобие ее матери”.

Было утро следующего дня, погожего и обещавшего быть жарким. Получив разрешение от отца, Ка-Нейт пошла в свою комнату, чтобы с помощью прислужницы собраться в храм.

Она остановилась в своем выборе на белом платье, которое надевала на празднество Мина. Под него она надела тонкую рубашку.

Ка-Нейт колебалась, надевать ли украшения. Прислужница отсоветовала ей.

– Амон увидит тебя, даже если на твоих руках не будет золотых браслетов, - сказала она.
– Если ты выйдешь в золоте, увидят те, которые могут захотеть отнять его.

Наконец готовая, Ка-Нейт вышла из дома и пошла тою же дорогой, что и вчера ее наперсница.

Она завидела Опет Амона издалека.

Ей предстала окружавшая храм высокая кирпичная стена, такой ширины, что по ней свободно расхаживали часовые.