Цветы корицы, аромат сливы
Шрифт:
– А бабка – ведьма, что ли, была?
– Да ну, какая ведьма? Учительница младших классов. Интеллигентный человек, образованный.
– И это все документально подтверждается?
– Абсолютно, вплоть там где до дня, где до недели. Хотите верьте, хотите – нет…
– А почему она для зятя, мужа дочери, не посадила тоже березку? Это было бы логично.
– А она, видимо, могла «держать связь» только с кровными родственниками.
– Это что – карликовые какие-то березки, что ли, были – как они в горшках на окне росли?
– А обидно так – загнуться по такой причине…
– Я не думаю, что это прямо причина.
– Несчастья за человеком идут, равняя север и юг, – сказал Сюэли задумчиво.
Все замолчали и посмотрели на него.
– Как сказал поэт Ван Ань-ши, – добавил Сюэли, чтобы заполнить паузу.
– А к чему он это сказал? – полюбопытствовала Надя. – То есть в каком контексте?
– Требует большого исторического комментария, – извинился Сюэли.
– Ничего. Времени до фига, – сказал Серега Малышев.
– Звучит так:
Напрасно правитель велел казнить художника Мао Янь-шоу. На лучшей картине не передашь осанку ее и лицо.Ну, это я потом объясню, там… в общем, была история. Это «Песнь о Мин-фэй», Ван Чжао-цзюнь.
…Ушла, и сердце ей говорит: вернуться назад нельзя. Увы, ветшают в дальней глуши одежды большого дворца. За десять тысяч ли о себе всегда сообщит одно: Над войлочным городом тишина, и мне совсем хорошо. Пошлет письмо, мечтает узнать про жизнь на юг от застав. Уходит, проходит за годом год, а гуси все не летят.– Почтовые гуси, в смысле, – пояснил Сюэли. – Это значит, нет письма. Ну, я сейчас сразу все объясню.
И ты не знаешь, Как здесь, во дворце Длинных Ворот, А-цяо навек замкнут. Несчастье за человеком идет, равняя север и юг.После этого он по требованию компании целый вечер рассказывал про Мин-фэй и А-цяо.
– И зачем я только об этом начал, – попрекнул он себя, усталый, заползая под полог палатки. – К делу совсем не идет.
Но наутро его знали и с ним здоровались все.
С утра с другого берега речки Смердыньки, из череповецкого отряда, доносились ритмичные удары африканского тамтама. Холод был нечеловеческий.
– Блин, если это не прекратится, я им туда лимонку закину, – отчетливо сказал Саня.
– Лимонка – это бабочка? – сонно спросил Сюэли.
– Да, блин, лимонка – это бабочка, – сказал Саня. – А гранаты – это такие фрукты субтропические. Вот поговоришь с утра с инопланетянином – и, знаешь, даже злость пройдет.
– Лимонница – это бабочка. А лимонка – это ручная осколочная граната Ф-1, радиус разлета убойных осколков двести метров. Кстати, ты сегодня дежурный по кормежке на раскопе, – сказал Сюэли Леша. – Тебе остающиеся в лагере дежурные соберут рюкзачок с продуктами, тушенку, там, картошку, и ты из них днем…
– Не надо. Я сам соберу продукты. А то не известно, что там они… как это готовить, –
пробормотал, понемногу просыпаясь, Сюэли. – Можно я сегодня с утра покопаю?– А инструктаж помнишь?
К удивлению Леши, Сюэли повторил инструкцию дословно, даже вместе с фразой «за тех дураков, кто сперва дергает, а потом думает, выпили уж давно». Леша пожал плечами и вручил ему лопату.
– Но днем – ты понял? – у тебя котелок должен кипеть… на огне. Потому что подвалят все голодные. Не волнуйся, если ты, там… готовишь не очень – все сметелят.
– Я отличный кулинар, – заверил Сюэли, все еще не вполне проснувшись.
– Я – отличный водитель, – с издевкой напомнил Леша фразу из «Человека дождя» и ушел.
Сюэли поглядел в рюкзачок, собранный дежурными, покачал головой, поворошил продукты рукой и что-то туда добавил. Всю первую половину дня он самозабвенно копал. Распаковывать взятые с собой продукты он не спешил. Когда ему напоминали, что вообще-то скоро обед и пора чистить, что ли, картошку-моркошку, он спокойно говорил: «О, у меня все будет готово, не беспокойтесь. Я приготовлю очень быстро». Так повторялось раза четыре. Потом он вроде бы ходил разводить огонь под котлом, но вскоре снова спрыгнул в раскоп. Потом все пошли мыться к обеду, в уверенности, что и Сюэли бежит доводить до ума начатое и заправлять чем-то свой кипяток. Через полчаса Сюэли был еще в раскопе, что подошедшие Леша и Саня отметили с прохладным недоумением.
– Привет! Сейчас десять человек бойцов тебя съедят. Мы же жрать подвалим сейчас. Чего ты тут застрял – нашел что-то?
– Нет, просто тут прибегал командир и велел расширяться и углубляться, – сказал Сюэли, утирая пот со лба. – Ну, и вот я расширяюсь и углубляюсь.
– Поздравляю. Это тебе встретился Толя Медляков, – заржали Леша и Саня. – Ну, что? – молодец ты, дисциплинированный. Только если ты каждый раз, как встретишь Медлякова, будешь расширяться и углубляться, ты прокопаешь шар земной. До Австралии.
– Понимаешь, Толик – «демон войны». И, как бы выразить специфику, ему для поиска не жалко ни себя, ни, что характерно, других.
– И главное – он всегда говорит вот эти два слова.
– А он тебе больше ничего не сказал?
– Нет.
– Странно. Он вообще тот еще грузовик.
– Как – «грузовик»?
– Ну, грузить любит. А у тебя сейчас задача совершенно другая. Там вода в котле закипает – по-моему, кипела уже.
«Нет проблем. Мне почти не нужно времени», – сказал Сюэли и действительно за полторы минуты приготовил свое блюдо. Раскладывая его по мискам, он осторожно сказал:
– Вы не будете возражать – я приготовил бобовую лапшу в гуандунском стиле, с грибами сян-гу?
– А у тебя не будет жуткого культурного шока и душевной травмы, когда твою лапшу будут трескать с майонезом, заедая хлебом с салом? – сказали ему в ответ. – Нет?
И лапша тут же была сметена подчистую.
– Тебе не говорили еще? – спросил Саня. – На этой неделе будет посвящение в поисковики.
– А чего делать надо? – спросил Сюэли, налегая на лопату.
– Ну, там, бег с препятствиями, эстафета… типа олимпиада. В общем, фигня всякая. Я в начале девяностых стал в поиск ездить. В мое время в поисковики посвящали лопатой по спине и бутербродом с крошеным толом. Это горечь убойная, – пояснил Саня. – Ладно, я пойду полосить немножко, – и он повернулся, чтобы уйти.