Цветы зла. Продолжение Крайней мазы

Он не ошибся. Но воспользоваться кратчайшим путем к первой медицинской помощи не смог - не позволила стрела, увеличившая его габариты.

Звать на помощь Дикого Евгений Ильич не стал - не солидно это для уважающего себя частного детектива, и потому пошел, кривясь от боли в ягодице, к противоположному забору. Подойдя к нему сообразил, что ширина отверстия в нем точно такая же, что и в заборе Дикого.

Попеняв себе за несообразительность, Смирнов направился к калитке. Каждый раз, ступая правой ногой, он видел в себе стрелу, видел, сосредоточенно грызшей его кость и плоть, видел ее, написанную в сознании всеми красками боли, досады и стыда.

Приковыляв к калитке, Евгений Ильич, таясь, выглянул на улицу и увидел дачников, гурьбой возвращавшихся с речки.

"Черт! Вот попал! Они же до ночи будут тянуться!
– подумал он, рассматривая нерадостное лицо Пети Архангельского, который с двумя пакетами (из одного остриями вверх торчали витые шампуры) плелся вслед за отцом и прилепившейся к нему красивой хмельной женщиной.

"Придется напрямую лезть, - вздохнул Смирнов, проводив в самый раз набравшуюся Афродиту пристальным взглядом.
– Однако спасибо Регине за коньяк. Если бы не он, я бы давно несся по улице, вопя от боли во весь голос, а эта подвыпившая Мэрилин Монро, хохоча и приседая, указывала бы на меня пальцем".

К счастью заборные доски были прибиты со стороны сопредельного участка и потому Смирнов смог несколькими ударами ноги легко (но далеко не безболезненно) расширить отверстие.

Спустя минуту он, весь искрученный болью, стоял на веранде перед Диким, выскочившим на шум.

– Что случилось?
– спросил тот, обеспокоено вглядываясь.

– Вот, попал, как в дешевом кинофильме, - поворотом торса продемонстрировал стрелу Смирнов.

– Пойду, позвоню в скорую помощь и милицию, - бросился в дом Дикий.

Смирнов, отметив, что стрела, в общем-то, мало удивила Ярослава Юрьевича, крикнул ему вслед:

– Не надо милиции! Не хватало еще в таком виде появиться в газетах...

Дикий обернулся в дверях:

– Да, вы правы.

Мысленно прокляв виновницу его страданий, Евгений Ильич перешел к практическим вопросам:

– Йод у вас найдется?

– Йод-то найдется... Но не исключено, что стрела отравлена. Может быть, позвонить все же в скорую?

Смирнов взволновался. Сердце его малодушно забилось. Умирать в корчах и конвульсиях ему не хотелось. Однако, поразмыслив, он решил, что арбалетная стрела в заднице жителя XXI века - это в принципе понять можно, это, в конце концов, достаточно вероятная, если не очевидная реальность, данная ему в его ощущениях. Но задница жителя XXI века, пронзенная арбалетной стрелой, да еще отравленной заморским кураре,- это слишком, это немыслимо, это фантастика.

– Потом позвоните, - махнул рукой Евгений Ильич, моментально успокоившись.
– Сначала надо вытащить стрелу. Леночка с бабушкой дома?

– Нет, они ушли... К маминой подруге. Сегодня днем Татьяну Картузову с Цветочной током ударило, вот мама и пошла узнать, что к чему.

– Вернуться скоро?
– Смирнову со стрелой в заду было неведомо сострадание.

Дикий посмотрел на часы.

– Где-то через час.

– А почему вы сказали, что стрела может быть отравленной?

Ярослав Юрьевич смешался.

– Так почему?
– испугался Смирнов, поняв, что предположение его клиента небезосновательно.

– Видите ли, мама Регины, Маргарита Андреевна, в наших краях считалась колдуньей и отравительницей...

– Колдуньей и отравительницей!?

– Да... Говорят, после того, как станционный пес стащил у нее со стола утку с яблоками, она колдовством вывела в округе всех бродячих собак - все они сдохли от неизвестной болезни. Потом она поссорилась с бродячими кошками...

– И все они скончались...

– Совершенно верно. Вы, наверное, заметили, что ни у нас, ни у соседей нет кошек... Десять лет как Маргарита Андреевна умерла, а их нет.

– Заметил... Но собаки-то есть...

– Собаки есть... Но наш Джек к забору Регины ближе трех метров не подходит.

Смирнов почувствовал, как по ноге неприятно течет теплая кровь.

– Пойдемте в дом, а то сейчас из меня польется, - попросил он Ярослава Юрьевича. И скривился в болезненной улыбке:

– Не знал я, что к Регине надо ходить с прокладками и в латах...

В гостиной Смирнов снял брюки и трусы и лег ничком на целлофановую пленку, расстеленную Диким на полу. Предварительно он объяснил тому, что стрелу надо вырывать сильным движением, направленным вертикально вверх, а после того, как тот испуганно покивал, попросил принести стакан водки.

– Для дезинфекции?
– участливо спросил Ярослав Юрьевич.

– В общем-то, да...
– недоуменно посмотрел Смирнов.

Водку он, конечно, выпил. Закусив предложенной конфетой, уткнулся лбом в холодную пленку и выдохнул:

– Тяни!

Стрела была вытащена с третьего раза. После первой попытки Смирнов проклял все на свете (начав, естественно, с Регины и ее любовника), а вторую и третью перенес относительно спокойно - во-первых, потому что вспомнил матерившегося на операционном столе Бондарчука из любимого им кинофильма "Они сражались за родину", а во-вторых, водка к тому времени уже успела добраться до ягодицы.

Остановив с помощью советов Смирнова кровотечение и вымыв руки, Дикий позвонил в скорую помощь. Регистратору он сказал, что его друг сел на грабли.

Дожидаясь врачей, Смирнов рассматривал снаряд, лишивший его возможности сидеть бездумно. Стрела была сделана так искусно, что у Евгения Ильича не осталось и тени сомнения в том, что делал ее опытный мастер и делал отнюдь не в одном экземпляре.

Отвлек его от рассмотрения Дикий, явившийся со двора с большими граблями без двух зубьев. Вымазав крайний штырь в крови - на целлофановой пленке оной было достаточно, он взял у Смирнова стрелу и унес в свою комнату.

"Конспиратор он еще тот, - подумал Евгений Ильич.
– Все концы в воду. Такому раз плюнуть любого заморочить".

– Так значит, мама Регины была колдуньей?
– спросил он, когда Ярослав Юрьевич сел перед ним на корточки.

– Люди так считали...

– И она травила собак и кошек?

– Послушайте, Евгений Ильич, уже ясно, что стрела, ранившая вас, не была отравленной. Так стоит ли думать о всякой чепухе? Вы же знаете, что одни люди склонны придумывать сказки, а другие...

– Склонны травить всякую живность...
– прервал его Смирнов.

– А разве не так?

Смирнов вспомнил благообразную женщину, некогда жившую в одном с ним подъезде - она кормила бродячих собак и кошек мясом, начиненном иголками. Кормила, потому что панически боялась блох и бешенства.