Цветы зла. Продолжение Крайней мазы
Шрифт:
– Нет, милый... Я сегодня столько о тебе наговорила, что мне не терпится проверить, не фантазировала ли я? Да и боль твою хочется хоть как-то успокоить...
– Так пойдем на кроватку?
– Нет, давай сначала договоримся, что будем делать завтра. С тобой все ясно - ты должен с недельку посидеть дома...
– А ты поедешь к нему?
– Да. Только надо придумать под каким поводом...
– Не надо ничего придумывать. Он сам тебе позвонит. Будет извиняться, что не смог проводить.
– Он не знает номера телефона...
– Как не знает? Ты что, визитку ему не оставила?
–
– Ну так! Как позвонит, скажи, что будешь во второй половине дня на Пушкинской площади по делам и зайдешь к нему пообедать.
– Не буду я ничего придумывать, - смущенно улыбнулась Марья Ивановна.
– Я заколку любимую там обронила.
Смирнов, засмеявшись, поднялся на ноги, взял женщину за руку и повел в спальную.
11.
Эгисиани позвонил в начале первого. Извинившись за нетактичный вчерашний уход, сказал, что в течение часа завезет заколку по любому адресу. В ответ Марья Ивановна сообщила, что к двум часам будет по делам на Пушкинской площади, и там они смогут встретиться.
– Может быть, в таком случае пообедаете у меня?
– предложил настойчивый грузин.
– В малом зале? Шкуры на полу, таинственный свет, жаркое из кабаньей... мм... кабаньего окорока?
– Естественно.
– К сожалению не получится. У меня сегодня целый воз неотложных дел.
– Ну что ж. Так значит, в два под Пушкином?
– Да. И не опаздывайте, у меня на вас пять минут.
Сделав перевязку Смирнову, Марья Ивановна переоделась в строгий костюм-тройку и поехала на Пушкинскую площадь.
К памятнику она подошла ровно в два. Эгисиани минут пять говорил комплименты, затем вручил заколку. Еще не взяв ее, она увидела, что в самой ее середине сверкает бриллиант стоимостью не менее пяти тысяч долларов.
– Это мой маленький подарок за вчерашний вечер, - сказал Эгисиани просто.
– Вы по-прежнему торопитесь?
– Да нет, обстоятельства изменились, - ответила не Марья Ивановна, а кто другой, доселе прятавшийся в ее подсознании.
– Похоже, вы наколдовали, и все мои сегодняшние дела чудесным образом уладились в пятнадцать минут.
– И у вас найдется время на неторопливую беседу и обед с шампанским?
Кивнув, женщина отвела локоть в сторону, показывая, что ее можно взять под руку, и пошла по направлению к ресторану Эгисиани.
Малый зал ей понравился. Не низкий, не высокий, повсюду шкуры - ухоженные и пушистые, низкие восточные столики, инкрустированные костью и цветным камнем, за которыми можно было сидеть, откинувшись на мягкие подушки.
Марья Ивановна выбрала столик, стоявший у стены с фальшивым витражным окном. На витраже была изображена сцена охоты на лисицу, а сам столик охранялся оскаленным белым медведем, точнее тем, что осталось от оскаленного большого белого медведя после его фатальной встречи с хладнокровным охотником, а затем и с искусным скорняком. Встав на безопасном расстоянии от его устрашающих зубов, Марья Ивановна взглянула в большое зеркало, вделанное в противоположную стену.
"В этом костюме я выгляжу здесь, как Маргарет Тэтчер выглядела бы в манильском борделе", - усмехнулась она, пристально себя рассматривая.
– В принципе вы могли бы переодеться, - прочитал
ее мысли Эгисиани.– Рядом с зеркалом в стене шкаф. В нем хранятся одеяния на любой вкус.
– Одеяния на любой вкус?
– удивилась.
– Совершенно верно. Мои гости нередко переодеваются в платья, соответствующие обстановке...
– Идея Кристины?
– Да, ее, вы угадали. Я пойду, отдам кое-какие распоряжения, а вы покопайтесь в шкафу, может, и найдете что-нибудь по вкусу.
Оставшись одна, Марья Ивановна прошлась по залу. Интересовало ее, естественно, оружие. Луки с колчанами, мушкеты, пищали и рогатины не задержали надолго внимания женщины, а вот нечто подобное обрезу с воротом и небольшим стальным луком заставило ее сердце замереть. А когда она увидела набор коротких стрел, скорее снарядов, с внушавшими трепет массивными острейшими наконечниками, сострадание к Евгению Ильичу заставило ее сердце сжаться.
"Бог мой, - подумала она, - неужели такая штука вонзилась в его попу!? Бедный Женечка!"
Сострадание недолго ее мучило - она обнаружила, что стрелы немного, но опылены, а арбалет совершенно чист.
– Вы неплохой сыщик, - вывел ее из оцепенения голос неслышно подошедшего Эгисиани.
– Почему вы так думаете?
– обернулась к нему Марья Ивановна. Секунды ей хватило, чтобы разгладить напрягшееся лицо мягкой улыбкой.
– Этот самострел принесла Кристина.
– Кристина!?
– Да.
– И где же она его взяла?
– Она сказала, что купила его в антикварном магазине специально для этого зала...
– Замечательный самострел...
– проговорила Марья Ивановна, уже разглядывая широкую двустворчатую дверь красного дерева, занимавшую чуть ли не половину торцовой стены.
– Она ведет в часть ресторана, не имеющую прямого отношения к Кристине, - встал Эгисиани меж гостьей и дверью - К тому же там сейчас ведутся строительные работы.
– А к вам она имеет отношение?
– Конечно. После того, как ремонт будет закончен, а наше знакомство укрепится, мы непременно там повеселимся.
– А почему вы сказали "не имеющую прямого отношения к Кристине"?
– спросила Марья Ивановна, посматривая на таинственную дверь - ей казалось, что за нею кто-то есть.
– Гм... Видите ли, люди творческие распространяют вокруг себя... ну, как бы вам сказать...
– Волны творчества? Или созидания?
– Да... И эти волны рождают в людях желание творить... И что-то еще, что-то дающее человеку возможность быть необыкновенным...
– Вы хотите сказать, что под влиянием Кристины вы принялись созидать? То есть делать что-то необыкновенное?
– Ну, не созидать, а придумывать оригинальные вещи.
Марья Ивановна хотела уточнить понятие "оригинальные вещи", но Эгисиани упредил ее:
– Так вы переоденетесь к обеду?
– Надо сначала посмотреть, что там у вас есть.
– В чем же вопрос, пойдемте, посмотрим.
В мужском отделении гардероба висели набедренные шкуры и накидки (Она усмехнулась, представив хозяина ресторана в непритязательном одеянии троглодита), кожаные с бахромой костюмы американских трапперов, английские и немецкие охотничьи одежды с иголочки и даже шерстяной наряд бедуина.