Цыганок

– Надо, мушкетер, чтобы только хватило выдержки, - тихо, словно убеждая самого себя, сказал он.
– Чтобы не умереть предателем... Измена - это самое страшное, что есть на свете...

– Ауфштэен!
– приказал часовой.
– Шнэль, шнэль!

Взвизгнув тормозами, рядом остановилась крытая машина. Солдат, сидевший в кузове, спустил на землю железную лесенку, Закручивая шарф на шее, выскочил из кабины штатский.

– В машину!
– скомандовал он.
– Шевелитесь!

Ваня подождал, пока Андрей поднялся по железной лесенке, перелез борт и остолбенел.

В углу кузова, втянув голову в плечи, сидел Вася Матвеенко.

– Вот кого мы обязаны поблагодарить!
– Андрей сжал кулак здоровой руки.
– Ах ты, гадина подколодная!

– Андрей... Ваня... Я не хотел...
– Васька закрыл лицо руками.
– Меня били... б-били день и ночь...

Грохоча сапогами, сели солдаты. Взревел мотор, машина тронулась с места.

7

Их привезли в комендатуру.

В приемной сидел за широким столом капитан Шульц. Тот самый капитан, который убил Гену Гуринка. Шульц листал какие-то бумаги и, морщась, время от времени осторожно дотрагивался кончиками длинных пальцев до забинтованной головы. С боку стола стоял навытяжку человек в штатском и следил за каждым движением Шульца.

К капитану подошел фельдфебель, щелкнул каблуками.

– Хайль Гитлер!
– вскинул он руку над головой.

– Зиг хайль, - ответил капитан Шульц, не поднимая головы.

Фельдфебель начал что-то объяснять вполголоса. Капитан невозмутимо слушал. Вдруг лицо его оживилось. Он глянул на стоявшего у стены Андрея, и глаза его зло сузились.

Фельдфебель умолк. И сразу торопливо, сгибаясь, залопотал человек в штатском. Нетерпеливым взмахом руки остановив его, Шульц пружинистым шагом подошел к Андрею Рогуле. Остановился напротив, долго, не мигая, смотрел ему в глаза. Под кожей на челюстях Шульца перекатывались желваки. Андрей выдержал его пронизывающий, полный ненависти взгляд. На лице капитана появилась холодная, какая-то мертвая усмешка. Он медленно повернулся и подошел к Цыганку.

– О-о! Не надо быть злой. Ты есть маленький партизан Цы-га-нок? Отшен рад знакомиться.

Ваня отвернулся.

– О-о! Я сразу узнаваль славянскую вежливость, - сказал Шульц и с той же усмешкой повернулся к Андрею.
– А ты есть Цапля? Цап-ля... Отшен веселый болотный названий! Ха-ха-ха!

– У вас очень нервный смех, капитан. Выпейте воды, она успокаивает, насмешливо сказал Андрей, - Между прочим, как ваша голова? Не тревожит?

– Блягодарю. Твой голофа будет болеть... э-э... много раз больше. Я обещайт тебе это.
– Шульц засмеялся, заложил руки за спину.
– Сейчас отвечайт только на мой вопрос. Я делайт психологический эксперимент...

Капитану, видимо, было тяжело говорить по-русски. Он что-то тихо, но властно сказал человеку в штатском. Тот угодливо закивал головой и поправил узел полосатого галстука.

– Слушай, Цапля, что тебе скажет сейчас господин капитан, - с кривой усмешкой обратился переводчик к Рогуле.

Шульц подошел к столу, присел на его край и заговорил медленно, с удовольствием вслушиваясь в каждое свое слово.

– Слушай внимательно, - прозвучал надтреснутый голос переводчика. Господин капитан сейчас скажет, что говорит о таких, как ты, его... гм... наш фюрер. Великий фюрер сказал, что человек славянской расы есть переходная стадия от животного к человеку. Его нельзя назвать человеком в полном смысле этого слова...

– А ты, блюдолиз... ты ведь тоже славянин.
– Андрей выпрямился и с презрением глянул на переводчика.

– Как ты можешь повторять такое? Тьфу, паскуда!

– Молчать!

– Между прочим, переведи капитану вот что, Если славяне обезьяны, как же это получилось, что они под Москвой дали по зубам высшей германской расе? И под Сталинградом доблестные вояки фюрера свое получают. Так и переведи, дубина.

– Не надо переводиль. Я фсе понимайт.
– Шульц усмехнулся своей мертвой усмешкой.
– Пока мы получайт... э-э... под Сталинград, ты получайт по зубам здесь.

Капитан вытащил носовой платок, вытер губы. Повернувшись к солдатам, застывшим у порога, что-то приказал. Один из них подскочил к Цыганку, рванул его за руку:

– Ком, киндер!

Опустив голову, Ваня шел по гулкому коридору.

Лязгнул засов, заскрежетали двери, щелкнул замок.

8

Через два часа Ваню вызвали на допрос.

Обессиленно свесив голову на грудь, в углу на полу сидел Андрей. Цыганок глянул на него и вздрогнул. Черное запухшее лицо его было страшным. Мокрые пряди волос сползали на лоб, с них на грязный пол падали розовые капли.

Недалеко от Рогули, держась рукой за стену, стоял Боженька. Полотняная рубашка на нем была разорвана до пояса и прилипала к желтой морщинистой коже, на которой зловеще чернели синяки. Возле босых ног старика поблескивал в темной лужице маленький серебряный крестик.

"Как сюда попал, дед?
– поразился Ваня.
– Васька Матвеенко про него ведь ничего не знал".

– Как сейчас ваш успех... э-э... под Сталинград?
– глядя на Андрея, с издевкой сказал капитан Шульц.
– Отшен некароший, прафда?

– Я очень сожалею, что только раз ударил пистолетом по твоей арийской голове. Надо было угостить тебя пулей, - не поднимая головы, тяжело и хрипло сказал Андрей.
– Между прочим, советую тебе быстрей кончать со мной, потому что, если я случайно останусь жив, тебя моя пуля не минет.

– Блягодарю за подсказка, - Шульц отвернулся от Цапли и посмотрел на Ваню.
– Цыганок, я имейт маленький предложений. Ты дольжен мне говориль фся прафда. Так будет лючше для тебя.

Капитан перевел взгляд на переводчика и быстро заговорил по-немецки.

– Господин офицер спрашивает, знаешь ли ты этого человека?
– переводчик ткнул пальцем в сторону Андрея.

– А как же! Знаю, дяденька!
– охотно согласился Ваня.
– Это Андрей.

Рогуля угрожающе зашевелился, поднял голову.

– Очень хорошо!
– переводчик переглянулся с Шульцем.
– А откуда ты его знаешь?

– Да он же недалеко от нас живет, - зачастил Ваня.
– Я его, дяденька, ненавижу. Кроме шуток.

– Да что ты говоришь?
– Переводчик, улыбаясь, подошел к Цыганку вплотную.
– За что же это ты так его?

– Он меня, дяденька, когда я к нему летом в сад залез, поймал, снял штаны - и крапивой, крапивой!

Андрей удовлетворенно опустил глаза. Лицо переводчика побагровело. Затем губы начала кривить ядовитая усмешка.

– Ай, какой он нехороший! И больно тебе было?

– Просто ужас, дяденька! Я после этого целую неделю не мог сесть. Даже ел стоя. Кроме шуток.

– А о чем ты с Рогулей шептался, когда сидели там, на снегу? Я же наблюдал за вами из кабины машины.

– Я не шептался, дяденька. Это Рогуля шептал...