Да пошли вы все!.. Повесть

– Марья Ивановна! Вы же знаете, где обитает наш участковый, не раз бывали по делам мужа. Сходите к нему, он всё сделает как надо, это его прямая обязанность.

Иван Ильич открыл, наконец, свою дверь, пропустил Дарьку и прежде, чем спасительно скрыться за ней, ещё подсказал:

– Не забудьте взять паспорта.

Задавливая постыдное состояние, он оправдывал себя тем, что теперь не один, и должен, в первую очередь заботиться о малыше. Да, честно говоря, и о себе тоже – надоело быть скорой помощью для всех.

– У-уф! – шумно выдохнул и прошёл на кухню.

День, теряя краски, давно уже клонился к сумеречному вечеру, и пора кормить уставшего питомца, а не разыскивать пьянчугу. Дарька, намекая, уже занял выжидательную позицию на пороге.

– Чего бы ты поел? – спросил кормилец.

Подопечный постучал обрубком по полу, давая понять, что согласен на всё, лишь бы побольше. Иван Ильич не был рабом желудка, Элеонора приучила к спартанской кухне, в которой главными были натуральные белковые продукты и, в первую очередь, мясо без всяких портящих разносолов. Поэтому сейчас они ели: один - мясо с гречкой, другой – гречку с мясом. Насытившись, кто от пуза, кто от мощей, прилегли на диван, собираясь поразмыслить о прошедшем дне и прикинуть планы на будущий, но им помешали: противно завыла сигнальная гаишная сирена мобильника. «Элеонора!» - подумал Иван Ильич и не ошибся.

– Ты дал ей деньги? – спросила без всяких вежливых вступлений.

– Дал, - сознался, шумно вздохнув.

– Мы же договорились! – повысила она голос.

– Я вынужден был денонсировать договор в связи с возникшими форс-мажорными обстоятельствами.

– Объясни!

– Не могу: у нас есть договорённость о неразглашении договоров.

– Идиот… - оставила женщина последнее слово за собой.

«И она права», - оправдал бывшую жену бывший муж, - «но идиотом я стал, когда вышел за неё замуж». Небольшая телефонная встряска отбила, однако, охоту к отдыху, а удачная перепалка даже подвигла к подвигам.

– Дарька! – весело обратился он к товарищу. – Неделя кончилась, а мы с тобой немытые. Не заняться ли нам этим грязным делом? – Но Сударь, уткнувшись мордой в ложбину между спинкой и ложем дивана, никак не реагировал на чистое предложение. – Вот те на! – с укоризной попенял притворщику Иван Ильич. – Задремал, что ли? – Пёс не шевелился. – Да на тебе грязи полбазара! – стыдил чистоплюй. – А ты об меня трёшься!

Он легонько перевернул малыша, и тот, согнув передние лапки и широко расставив вытянутые задние, лежал на спине с закрытыми глазами, отвернув голову. Ему сегодня больше ничего не хотелось, только бы заснуть, желательно в тепле и тишине, и ещё более желательно под боком у хозяина или, в крайнем случае, у спинки дивана.

– Ничего не выйдет! – настаивал жестокий хозяин. – Просыпайся, а я пойду готовить ванну.

Готовить-то, собственно говоря, было нечего, кроме двух махровых полотенец, оказавшихся, к счастью, чистыми, для обтирки вымытого. Налив тёплой воды в ванну так, чтобы покрывала собачьи лапы, он развёл в ней малую толику шампуня и пошёл за клиентом. Тот, не теряя времени зря, снова уткнулся в спинку дивана в тщетной надежде, что его не заметят или пожалеют и не станут тревожить. Не пожалели. Иван Ильич осторожно подхватил расслабленное тельце широкими мягкими ладонями. Дарька приоткрыл мутные полусонные глаза и безропотно отдался во власть водного экзекутора. Окончательно проснувшись в ванной, он стоически стоял в тёплой воде, очевидно, знакомый с неприятной процедурой.

– Вот молодец! – успокаивающе нахваливал банщик, осторожно обливая пёсика с ладоней и ещё осторожнее растирая-разминая шерсть, чтобы шампунь добрался до кожи. – Вот умница! – Переполненный нежностью Иван Ильич почти мурлыкал, приятно ощущая податливое и беззащитное тельце друга. – Хороший парень! – и умилялся терпению и доверчивости малыша. – Чистым можно и в космос лететь. – Но потенциальный космонавт не хотел в космос, он хотел на диван. – Ещё самую малость.

Вода в ванне посерела от грязи. Дарька нагрелся и тяжело задышал, и Иван Ильич заторопился:

– Сейчас, сейчас!

Он всячески старался, чтобы мыльная вода не попала в уши и в глаза – вот когда по-настоящему пригодились чуткие пальцы электронщика, но она стекала на нос, и космонавт недовольно фыркал и чихал. Разомлев, он поднял глаза на хозяина, давая понять, что процедура ему надоела.

– Ещё потерпи! – уговаривал тот, выпустил грязную воду и, отрегулировав душ, смыл её с заблестевшей шерсти. – Видишь, сколько на тебе грязи? – выговаривал другу. – А ты кобенишься-кобелишься. Ещё немного, и готов на выставку!

Когда закончил и критически осмотрел заново рождённого, то удивился, до чего тот стал маленьким и худеньким с прилипшей к рёбрам шерстью. Только уши да обрубок торчали, и удовлетворённо сияли большущие глаза. И как в таком крохотном тельце, пережившем такой нечеловеческий стресс, сохранилась богатая жизненная энергия и воля к жизни! Сам-то Иван Ильич сник и от меньшей встряски после развода. Неврастеник, одним словом, да и только!

– С лёгким паром! – поздравил он маленького друга с большой душой.

Осторожно поднял, поставил на ванную доску и накрыл полотенцем, впитывавшим стекающую воду. И Дарька помог – встряхнулся всем телом, обдав брызгами Ивана Ильича, и даже улыбнулся, заметив, как тот от неожиданности слегка отпрянул.

– Спасибо!

Второе полотенце понадобилось, чтобы завернуть малыша – не дай бог, простудится! – и отнести на диван. Подняв кулёк и прижав к груди, Иван Ильич вдруг вспомнил, как принял когда-то в роддоме почти такой же с дочерью и почти так же млел от близости самого родного человечка. Теперь её ни в какой кулёк не завернёшь и прижать к груди неудобно. И было это очень-очень давно и совсем-совсем недавно. А теперь из махрового полотенца торчала осоловелая усатая мордочка отмытого дьяволёнка, и была она такой симпатичной, что страстно захотелось чмокнуть, но чересчур расчувствовавшийся сангвиник, сдерживаемый прежними многочисленными правилами, сдержался и в этот раз, подумав, что псу может не понравиться. Переложив полотенце так, чтобы под Дарькой была сухая сторона, он опять завернул его в кулёк, уложил в уголок дивана и присел рядом, ожидая, пока окончательно разомлевший Дружок не закрыл затуманенные глаза, сопротивляясь сколько мог, и, положив голову набок, заснул. Иван Ильич поправил ему подвернувшееся ухо и ушёл на собственное омовение. Изменив обычаю, он не стал киснуть в ванне, а быстро вымылся под душем и заторопился к спящему. Тот безмятежно спал в кульке и даже не открыл глаза, когда хозяин, сидя, чтобы не потревожить друга, примостился рядом.

«Счастливец!» - подумал счастливо. – «Дрыхнет без задних лап и никаких забот о хозяине». А тому надо думать, как быть завтра. Хотя и думать особо не о чем, всего-то два приемлемых реальных варианта. По одному – оставить пса на день в квартире и целый день мучиться мыслями, как он там, в огромной запертой клетке. По второму – оставить несчастного на улице и целый день беспокоиться, где он и что с ним: не убежал ли снова на базар, посчитав, что его выставили за дверь насовсем, или залёг в скорбной апатии у дверей старого жилья. «О-хо-хо!» - тяжело вздохнул Иван Ильич, не зная, как выйти из безвыходного положения. Так ничего и не придумав, оделся, напился чаю и сел в кресло к телевизору посмотреть «петросянщину» без звука. И в какой-то момент жалкого кривляния бабок его осенило. Не медля, он ринулся в кладовку, отыскал заржавевшую тупую и покрытую от бездействия четвертичной пылью ножовку – как ещё вспомнил о её существовании! – и решительно подступил с добытым орудием к входной двери. Оказывается, и из безвыходного положения есть выход, и он устроит его в нижнем углу двери, вырезав квадрат, чтобы Дарька мог пролезть туда и обратно. Эврика! Попотев с непривычки, не давая себе ни минуты, чтобы не передумать, он единым духом вырезал дыру, надеясь, что коты не станут частыми гостями в квартире. Чтобы снаружи не так дуло, набил сверху кусок старого одеяла. Всё! Осталось дождаться, когда проснётся пёс, и напару с ним освоить ходы-выходы. «Ай да молоток – радиоэлектроник!» - похвалил себя домашний рационализатор. – «Одной дырой убил сразу два взаимоисключающих варианта!» Но тут подъёмное настроение подпортила Марья Ивановна. Услышав непонятные звуки, а может быть, дождавшись его шевеления на площадке, она опять вышла, но была уже спокойнее, как будто начала свыкаться с дорогой потерей.

– Что это вы мастерите, Иван Ильич? – даже попыталась улыбнуться. – Дыра? – увидела испорченную дверь. – Зачем?

Изобретатель нехотя и скупо объяснил.

– Господи! – воскликнула она. – Я же вам говорила: не беспокойтесь, мы с ребятами присмотрим за собачкой.

Как раз этого Иван Ильич и не хотел, помня о вечно дерущихся и ругающихся шумных её ребятах, постоянно выскакивающих на этажную площадку, боялся, что так напугают и затравят малыша, что он и дорогу к новому дому забудет.