Да пошли вы все!.. Повесть

Дарька судорожно выдохнул обиду, выпростал голову и ещё раз облизал глаза и нос любимого человека и друга, показывая, что не держит зла.

– Я тебя тоже очень и очень люблю, - прижался Иван Ильич щекой к морде успокоившегося малыша. – Пойдём, мой хороший, домой.

Услышав знакомую команду, Дарька задёргался, хотел спуститься на землю, чтобы бежать самостоятельно, но Иван Ильич не отпустил.

– Нет, найдёныш, - отменил он команду, испугавшись, что дружок опять исчезнет, - я тебя понесу.

Тот не стал перечить, ему было хорошо на тёплых руках в тесной близости с хозяином. В сумерках, быстро уступающих время ночи, блестели его внимательные и всё понимающие большие выпуклые глаза. Иван Ильич хотел пригладить торчащие усы и ощутил под рукой слипшуюся землю.

– Дарька! – воскликнул догадливо. – Ты, мой друг, оказывается, охотился?

Сразу стало ясно, где и почему пропадал так долго верный друг. Он попросту не мог уйти от найденной норы, чуя оглушающий запах затаившегося зверька, не имел охотничьего права на это без строгой команды, хотя и слышал призывные свист и крики хозяина. Он не знал, что не успеет справиться с добычей, не хотел оставить её и не мог себе представить, что его оставят на охоте одного.

– Ну, молодец! – похвалил хозяин. – Дай-ка, я тебя почищу немного.

Пришлось отнять любимца от груди, поставить на землю, придержать на всякий случай ногами и одной рукой, а второй с помощью всё той же расчёски, не мытой с первой охоты, кое-как расчесать усы и бороду и очистить мордочку носовым платком.

– Красавец! – порадовался проделанной работе визажист. – Теперь – в путь! – опять поднял обмякшего от усталости и волнения малыша, и они счастливо зашагали на двух общих лапах.

Таким же тандемом они ехали в полупустом прохладном автобусе и шли от остановки к себе домой. Не сопротивлявшийся Дарька изредка поднимал голову с локтя хозяина и пристально глядел в глаза, словно убеждаясь, что тот рядом. Лишь когда подошли к дому, Иван Ильич освободил онемевшие руки от приятной ноши, предоставив малышу возможность опорожниться на ночь, что тот и сделал, неторопливо обойдя все свои старые метки. В подъезд и по лестнице пошёл сам и, не ожидая замедлившегося в одышке хозяина, влез в дыру. Всё! Они дома!

Дальше было как всегда, если не принимать во внимание новизну старых ощущений, обновлённых счастливым разрешением озёрного приключения. Малыш приятно удивил, слопав безотрывно целую гору тушёного с луком мяса, да и Иван Ильич, удивляясь себе, не отстал, с проснувшимся людоедским аппетитом. Противник водных процедур вылакал полчашки воды и, выполнив свой долг, степенно удалился в комнату. Там он несколько мгновений постоял перед креслом, но, разумно решив, что с таким грузом высоту не осилит, вспрыгнул на диван и с облегчением упал набок. А Иван Ильич налил в чашку чаю, включил телевизор и подсел рядом, обхохатываясь над плоско-похабными шуточками петросяновских бабок. Более интеллектуальный малыш не поддержал его и вскоре захрапел. Пришлось прервать шумное веселье, пойти вымыть и вычистить кухню, вычиститься и вымыться в душе самому и окончательно прийти в себя. Расстелив постель, он перенёс на неё малыша, сам улёгся рядом с обмякшим тёплым тельцем, совсем не с тем, с которым хотелось ещё полдня назад.

– 4-

И на работу поехали вместе. И девушку с нотным вензелем на папке встретили в автобусе.

– Сударь! – закричала она из другого конца автобуса, прижатая к кабинке водителя, напугав стоявших рядом и по-лошадиному дремавших попутчиков, когда увидела Дарьку на руках Ивана Ильича. – Дарий! Царь!

Он сразу засучил лапами, стараясь освободиться от рук и спрыгнуть на пол, чтобы бежать к ней. Удержать его было невозможно, он выскользнул на ноги хозяину и вьюном полез на призыв через чужие ноги, отодвигаемые в испуге. И вот уже он у неё на руках, смешно теребит хвостиком, и они целуются под хорошие улыбки смурных с утра конторских рабов, и он любовно лижет её в глаза и в нос. Она, смеясь, морщится, но не отодвигается, а только крепче прижимает малыша, забыв про поставленную между ног на ребро папку. Они о чём-то шепчутся на зависть Ивану Ильичу, радуясь общению. Хозяин тоже улыбается, удивляясь способности маленького жмурика с первого нюха угадывать плохих и хороших людей. Жанну и Валерию невзлюбил сразу, а с этой готов, наверное, остаться навсегда. Сердце прищемило ревнивое чувство к незнакомке, покорившей самолюбивого гордого пса с первого прикосновения. А они всё говорят и говорят, одна тихо, другой молча, и никак не наговорятся, никак не налюбуются друг на друга. С ним малыш так нежно себя не ведёт. Чувствует, негодник, у кого изломаны душевные линии.

Недолго удалось миловаться, пришло время расставаться. Она хотела передать ластёну с рук на руки, но Иван Ильич, вовремя заметив её намерение, крикнул:

– Выходим вместе!

Музыкантша удивлённо вскинула брови, но, не теряя малого времени, приподняла Дарьку на плечо, удерживая одной рукой под зад, другой кое-как уцепилась за папку и стала протискиваться к выходу в переднюю дверь, а Иван Ильич синхронно, не теряя их из виду – в заднюю. Выпихнутый из автобуса, он поспешил на помощь, но опоздал. Она, прислонив папку к колену, наклонившись, уже ставила драгоценного зверя двумя руками на тротуар.

– Здравствуйте, - впервые за много встреч поздоровался он в опущенную голову.

Она, прочно установив пса, подняла её, и он вдруг разглядел, что никакая она не девушка, как ему всегда виделось издалека, а молодая женщина, которую очень молодили очень красивые длинные густые волосы, распущенные по-молодому, и очень красивые весёлые глаза Дарькиного цвета.

– Здравствуйте, - ответила певучим мягким голосом приятного украинского тембра, тоже разглядывая хозяина малыша.

– Вы учитесь в консерватории? – опешив от неожиданного открытия и не перестроившись на реальность, задал он несуразный вопрос.

Девушка-женщина легко рассмеялась, и он подумал, что она, наверное, учится вокалу.

– Что вы! – отвергла предположение. – Я давно уже отучилась. Сейчас стажируюсь на директора музыкального училища нашего небольшого городка - Иван Ильич с трудом вспомнил названный ею город, расположенный где-то далеко на юге области – с деревянными домами, спрятанными от жары в густых садах. У нас с сыном тоже маленький домик и маленькая Лялька, почти как Сударь, только пушистая и беленькая. Ой! – всполошилась вдруг. – Опаздываю! Сегодня последний экзамен, завтра уезжаю. Прощай, Сударь-Сударик! – она опустилась перед ним на корточки, а он встал на задние лапки, и они, соединившись передними, расцеловались. – Здоровья вам и большого счастья, - и поспешила к зданию консерватории, с трудом справляясь с отдуваемой ветром парусной папкой.

А они, застыв на месте, провожали её грустными взглядами. Будто почувствовав, она обернулась перед самым входом, помахала свободной рукой и исчезла. Но они ещё некоторое время стояли, надеясь, что выйдет, вернётся. Потом оба тяжело вздохнули, и большой сказал маленькому:

– Пошли, что ли, вкалывать?

Они, конечно, опоздали. Когда пришли, вся дисциплинированная шарашкина банда была в сборе. Кроме Божия. Его, оказывается, уже вызвали к ректору, и все знали зачем. Викентий Алексеевич, посмотрев на опоздавшего, осуждающе покачал головой.

– Тебе повезло, а то мог бы опоздать и к своим крестинам, - прозрачно намекнул на ожидаемую рокировку шарашечной власти. – Готовься, скоро и за тобой придут, - сказал так, будто прийти должны из всеми любимых органов.

Но оттуда никто не появился, а пришёл Божий, почему-то весёлый, размахивая узенькой бумаженцией.

– Слушайте все! – громко призвал глашатай к вниманию. – Зачитываю фирман наиучёнейшего правителя нашей богом отринутой обители.

И зачитал:

– В связи с реорганизацией НИИ Электроники экспериментальное конструкторское бюро ликвидируется. Трудоустройство сотрудников ЭКБ будет осуществляться кадровой комиссией в индивидуальном порядке по результатам собеседования. Подпись: всеми нами многоуважаемый ректор.