Да прибудет тьма

Лес давно сменился равниной. Солнце еле пробивалось сквозь мятые тучи. Начал накрапывать мелкий противный дождь. Ни землю напоить, ни лица умыть. Мальчик перебрался в телегу. Его конь послушно шёл рядом.

— А конь этот — под стать хозяину. Зовут не по-нашему — Тимор. С языка иноземного, вроде как, Страх. Никто к нему подходить не решается. И ты руки к нему не тяни, ежели с пальцами попрощаться не жаждешь. У Грега Льёта конь не хуже. Дышит, точно огонь внутри горит. Земля под их копытами дрожит.

День прошел за разговорами. В этот раз обошлись без дневного привала. Ели, не спускаясь с коней. Так же и нужду справляли.

Когда солнце стало гаснуть, а дождь ускоряться, встретился отряду одинокий путник. Он брел по раскисшей дороге, медленно переставляя промокшие ноги. Дырявый плащ его напитался влагой и казался непомерной ношей. Сумка оттягивала плечи.

— Куда путь держишь, добрый человек? — Фолкор остановил коня, поравнявшись с серой фигурой.

— Прямо, — глухо прозвучал старческий голос.

— Подвезти куда? Если по пути, то место у нас есть для тех, кто ножа за пазухой не держит.

— Смерть подвези, которая за спиной у тебя. А мне с тобой не по пути.

Рассмеялся громко ярл дерзости путника.

— Садись в телегу. Дай ногам отдых, им еще долго землю топтать.

— Это как посмотреть, — старец поднял голову, подставляя лицо дождю. На мир взирали бельма глаз. Седые волосы сосульками облепили обтянутый желтоватой кожей череп.

— Как же ты слепой по миру ходишь? — жеребец нетерпеливо пританцовывал под Фолкором, удерживаемый крепкой рукой.

— Чтобы идти, мне глаза не нужны, — усмехнулся старец, отерев ладонью мокрое лицо. — Да и дорога моя не так трудна и долга, как твоя.

— Твоя правда, — ярл махнул рукой Йорану, чтобы тот подогнал телегу. — Впереди лес. Там ночлег устроим. Приглашаю к нашему костру. Не побрезгуй с нами хлеб преломить, да мёда пролить, путник.

— Складны речи твои. Не удивительно, что люди за тобой идут.

Йоран протянул старцу руку, чтобы на телегу взобраться, но тот лихо, словно молодой, сам подпрыгнул и устроился в ногах у Веселины. Будто и не был слеп совсем.

— А вот и смерть. Не думал, что так быстро встретимся, — путник скинул мешок с плеча и устроил посох у борта. — Все мы безобидные, покуда спим.

_________________________

*Хельхейм — мир мертвых в скандинавской мифологии.

*Хель — повелительница мира мертвых.

*Чертог павших — Вальхалла

*Одноглазый старец — бог Один в скадинавской мифологии.

*Рагнарёк — последняя битва скандинавских богов с хтоническими чудовищами и гибель всего мира.

*Сехримнира — божественный вепрь в скандинавской мифологии, которого готовят для воинов в Вальхалле каждый вечер. А на следующее утро он оживает.

*Льёт — (вольный перевод с латинского) ужас.

Глава 10

Матс приметил путника издали. От незнакомца исходил такой же фиолетовый свет, как и от ведьмы из деревни. Только этот был ярче, с полосками солнечно-жёлтого. А когда Йоран вернул телегу в строй, свет стал таким ярким, так что мальчишка зажмурился.

— Что, колдун, глаза б твои меня не зрели? — слепой улыбался. Ровные белые зубы сверкнули в расщелине рта.

— Не колдун я вовсе, и не смерть в телеге едет, — буркнул мальчишка.

— А кто же вы? Она самая настоящая смерть, только ещё не знает об этом. А ты молодой колдун. Совсем недавно Силу получил, как пользоваться ещё не уразумел. Тыкаешься слепым котенком в поисках мамкиного соска, да без толку.

— Что ты знать можешь? Ты же не видишь ничего.

— Чтобы видеть, глаза не требуются.

— А что требуется? — Матс поежился, плотнее укутываясь в плащ.

— Как ты свет различаешь?! Закрой глаза. Узри сокрытое, — слова старца проникали в самую душу не вызывая ни сомнений, ни сопротивления.

Мальчик послушно сомкнул веки. Темнота привычно приняла его. Обняла как родного.

— Ничего не видно.

— Так ты не глазами зри, глупец!

Поначалу было совсем темно. Только звуки стали чётче. Бруни шлёпал по лужам копытами, то и дело всхрапывая и звякая удилами. Вот телега тихонько переговаривается с расползающейся дорогой. Дождь отбивает мелкую дробь, заглушая речь людей и топот нескольких десятков лошадиных ног.

Постепенно звуки наполнились еле различимыми образами, словно в ночи смотришь. В темноте проступили очертания людей, лошадей, через которые тянулись нити дождя.

Старец хлопнул в ладоши. И образы налились цветом. Жёлтые кони, люди разного света, фиолетовый старец в жёлтую полоску, бледная Веселина с чёрным клубком на груди и кровавый ярл. Все они явственно проступили. Каждое движение их было отчётливо видно.

Матс открыл глаза. Окружал его привычный пейзаж во всех оттенках серого. Закрыл. И вот опять всё раскрасилось, как мост в Асгард*.

— Вот теперь ты увидел, — старец засмеялся. — Остальное с опытом придёт.

В фиолетовом свете на лице путника совершенно не было морщин. Такие же фиолетовые глаза смотрели хитро. Старец подмигнул, и Матс чуть с телеги не свалился.

— Не переусердствуй. Когда с голоду много каши съешь, живот дуть начинает, и тогда каша становится отравой.

Замолчали оба. Мальчишка непослушно рассматривал окружение новым видением, раскрашивая бесцветный мир, а старец что-то забубнил себе под нос, заглушенный монотонной песней дождя.

Дождь усилился. Воины кутались в плащи, натягивая капюшоны на лицо. Никто уже не разговаривал. Кони то и дело стряхивались, звякая сбруей, освобождая шерсть от лишней влаги.

Вдоль дороги тянулся унылый пейзаж. Мокрые скалы торчали в поле, разбросанные и зачастую одинокие. К ним жались чахлые кустики, топорща колючки. Трава облизывала подножие камней, тянулась, ластилась и липла. Отяжелевшие цветы, скрылись в бутоны, склонили головы, безвольно опустив листья.

Дождь все лил и лил, соединяя небо и землю, сшивая косыми нитями. Чем сильнее становился дождь, тем ниже провисало небо. Вдали загрохотал гром. Тор* промчался на своей колеснице, бросил молнию. Та расцвела в ярости и воткнулась острием в землю, расщепляясь.