Да прибудет тьма

— Вот же альва, — сказал ярл, как выругался, услыхав от Матса ответ.

Вскочив верхом, Фолкор помчал галопом в сторону дороги, ведущей через лес. Способности лесной девы были по душе ярлу. Дар предсказания мог пригодиться, хотя и был ненадежен. По опыту знал бессмертный, что будущее не всегда готово открыться.

Приближающегося гостя ярл почувствовал еще по утру. Альву же расспрашивал, чтобы убедиться. Мало ли, может другой кто к ним едет. Если брата он ощущал по родству, то к остальному был глух.

Фолкор взглянул на небо, цепляющееся за верхушки деревьев. День обещал быть ясным.

_________________________

*Тенебрис (Tenebris), латынь — тьма, тёмный.

Глава 15

Брата ярл решил встретить на краю леса. За время пути до лагеря надеялся успеть рассказать ему и о смерти Вегарда, и о чужаках. Грег Льёт обладал тяжелым характером, а в смутное время становился совершенно невыносим, но это всегда спасало многие жизни, поэтому Фолкор не роптал и не мешал, а лишь старался смягчить жестокосердие.

Суровая земля и постоянная борьба за выживание в этом времени и в этом месте заставили Грега зачерстветь, отдав возможность сопереживать Фолкору. Брат намеревался не пустить гниль дальше Скандинавии, чего бы это не стоило. И подарить людям шанс на свободную жить, не став рабами очередного сумасшедшего, пожелавшего поработить людей и существ. Но если Грег нес груз ответственности за весь мир, и готов был пожертвовать несколькими жизнями ради этого, то Фолкор старался спасти максимальное число смертных.

Он ждал брата на краю каменистой равнины. Смотрел вдаль на дорогу и вспоминал как они познакомились. С тех пор минуло более двух сотен лет. Год 536-й*. Европу накрыл густой туман. Солнце исчезло. На небе светило две луны — одна днём, другая ночью. Всё гибло на корню, а воздух пропитался ядом. Почти год шла война. Византийцы теснили остготов* в страстном желании отобрать Италию.

В октябре началась осада Неаполя, где семилетний Фолкор, а тогда его звали Книва*, жил с матерью и отцом. Жили небогато, но особой нужды не испытывали. На столе всегда были и хлеб, и мясо, молоко и фрукты с овощами. Отец работал при конюшне, лечил животину. Мать слыла искусной вышивальщицей, и знатные дамы стояли к ней в очередь.

В ноябре Неаполь пал. Византийцы устроили бойню, и в жуткой ненависти под стенами города не щадили никого. Убивали даже стариков и детей. Грабили, насильничали.

Группа таких наемников ворвалась и в их дом. Отца зарезали сразу, а над матерью долго издевались, заставляя мальчишку смотреть. Хохотали. Он помнил эти злые лица с гнилыми зубами. Этот запах и свою беспомощность. Мать гордо молчала, стоически перенося мучения, о пощаде не молила, лишь просила не трогать сына.

За отказ целовать одного из наемников, тот воткнул ей меж ребер нож. Мама умерла не сразу, а задыхалась медленно и мучительно. Ярость придала Книве силы, вырвался он из цепких пальцев одного из византийцев и кинулся на убийцу с ножом для хлеба, схваченным со стола. Нож вошел в живот легко, без сопротивления. Душегуб хрюкнул от неожиданности и повалился. Кровь хлынула, заливая пол. Его смерть не доставила мальчишке радости, хотя он и смог отомстить за мать, за отца, за соседей.

Остальное помнилось смутно. Били его долго. По большей степени ногами. Один глаз вытек, выбитые зубы разлетелись под стол и под кровать, на которой лежала мама. Переломанные ребра не давали дышать. Было очень больно и Книва был благодарен сознанию, когда оно его покинуло. Уверенные, что мальчишка отошел в мир иной наемники собрали всё ценное, что было в доме, ничем не брезгуя и ушли.

Грег появился в сумерках, не дав Книве уйти к Богам. На губы пролилась теплая кровь, и тьма приобрела рубиновый оттенок. Когда очнулся, то боли не почувствовал. Помнил как легко дышалось и оба глаза отчетливо видели молодого мужчину с сединой в черных волосах. Лицо незнакомца, изуродованное шрамом, излучало тепло и уверенность. Серые глаза смотрели добро. Так Грег поначалу стал ему отцом, а когда пришло время, то побратимом. Братом.

Из прошлого Фолкора вернул Тимор. Жеребец громко ржал, разбивая землю копытом. На горизонте, где вздымались горы с белыми шапками, появилась черная точка, которая стремительно приближалась.

Конь Грега летел легко, почти не касаясь земли. Черный как Тимор, но выше и крупнее, он, как и его всадник, вызывал ужас у простых смертных. Звали его соответствующе — Хоррор*. Поравнявшись с ярлом Хоррор резко остановился. Натянутые поводья заставили встать его на дыбы.

— Приветствую, брат мой, — ярл смотрел на Льёта с настороженностью.

В ответ брат одарил холодным молчанием.

— Я должен сказать, прежде…

— Всё потом, — резко прервал его Грег и пустил коня в галоп по дороге через лес.

— Плохо дело, Тимор. Очень плохо, — сказал ярл и отправился вслед за братом.

Веселина нервничала. Что-то мешало ей сосредоточится, что-то неминуемо приближающееся. Топоры затихли. Солнце пригревало, наполняя воздух терпкими ароматами травы и полевых цветов. Сверкавшие голыми торсами викинги, возводили уже четвертый погребальный костер — по числу павших, а Веселина не находила себе места. Она то садилась к дубу, обнимая дерево, прижимаясь щекой к коре, то вскакивала и ходила взад-вперед.

— Что ты мельтешишь как стрекоза. Что тебя тревожит? — Матс поглаживал свисавшую с шеи змею.

«Неспокойно мне», — девушка остановилась, обратившись лицом к чаще.

— По-доброму неспокойно, или напасти ждать какой?

«Не знаю, не пойму».

Всадник вылетел из леса стрелой, пущенной из лука во врага. Чёрный конь не успел остановиться, а наездник, легко спрыгнув на ходу, сразу направился к месту под деревьями, где лежали тела погибших во славу Одина прошлой ночью. Замерли воины, остановили работу, настороженно наблюдая. Откинул одно одеяло незнакомец опустился рядом на колено.

Отмерли люди, вернулись к своим делам.

С нарастающей паникой наблюдала Веселина за мужчиной. Внутри всё трепетало, требовало бежать подальше от этой широкой спины, от коротко стриженного затылка. Кровь стучала в висках, а в животе порхали ядовитые бабочки.

— Кто это? — Матс шагнул вперед в любопытстве, но Веселина удержала, схватив за рубаху.

Незнакомец, накрыв тело, поднялся, осмотрелся. Взгляд его остановился на девушке. Веселина обмерла. Это был тот самый — со шрамом. Из её снов. Вспомнила, какие у него требовательные и ненасытные губы, и густо покраснела.

— Он мне снился, представляешь. Я его уже видел, — мальчишка смотрел на неё удивленно. — А чего ты красная такая?

Вопрос смутил её ещё больше, заставив отвернуться, чтобы успокоиться. Она считала незнакомца плодом своего воображения, полагая, что так подсознание помогает справиться с одиночеством после смерти бабушки. Давно он стал её наваждением, вначале появляясь во сне раз в месяц, а затем всё чаще. В последнее время она видела его через каждые две-три ночи. Сказочные ночи.

— Они о чём-то спорят. Слышишь? — Матс требовательно подергал её за рукав. — Гляди, в нашу сторону показывает.