Да прибудет тьма

— Я ведь тоже их вижу — эти нитки. Они тянутся от людей в разные стороны, от животных, вещей, деревьев. Разных цветов. Одни — толстые, как канаты на драккарах*. Эти в небе висят. На рыбачью сеть похожие. А есть почти незаметные, тоненькие, как волосы на голове.

— Хотела бы я сказать, что точно знаю. Но я не знаю. Могу лишь предполагать и рассказать, что от других слышала. Это энергия или Сила. У всего живого и неживого есть энергия. Скажем, это энергия жизни. И вот эти нити всё связывают воедино, объединяют, притягивают и даже питают других, а то и забирают. От родителей к детям тянутся такие нити. Так мать чувствует ребенка, чтобы с ним не происходило. От мужа к жене тянутся нити и они понимают друг друга с полуслова. Чем толще нить, тем крепче связь.

— Мама часто говорила, что чувствует отца. Она знала, когда он голодный вернется, будь то ночь или день. Она грела еду и когда накрывала на стол, всегда в дом заходил отец. Это казалось мне волшебством. Ещё она знала, когда ему помощь нужна была. Он не успевал попросить, а она уже рядом была.

Голубые глаза Матса устремились на воды залива.

— Помню, отец в походе был. Шли мы с… мамой из лесу. За валежником ходили на растопку. Смеялись много. У неё такая красивая улыбка была и смех звонкий. А тут вдруг она остановилась, и на лице её тень пролегла. Схватилась за бок, застонала и повалилась на землю. Я так перепугался. Рядом ведь не было никого, а до деревни далеко. Но она быстро в себя пришла и сказала, что отца ранили. Глуп я был, не поверил сразу. А через неделю отец вернулся раненый. И рана у него была как раз в боку.

Грусть в голосе мальчика передалась Веселине. Девушка взяла Матса за руку, сжала холодные пальцы.

— Мама всегда оказывалась права. Она и про меня всё знала. Если я где коленку ободрал, ударился. Даже когда нашкодил знала. Я говорил ей, что она вёльва. А она только смеялась.

— Значит, любила она вас всем сердцем и душой.

— Я её больше не чувствую. Как и отца, — мальчик опустил глаза в землю. Затих.

— Не печалься. Родители отдают часть себя детям. Мама и папа всегда будут с тобой, пока ты про них помнишь.

— Я всегда буду помнить, — прошептал мальчик.

С залива прилетел ветерок, зашелестел в листьях раскидистого клёна, под которым стоял дом. Спрыгнул ветер на землю, погладил травинки, колыхнул цветы у плетня и снова убежал по своим делам.

— А почему в полотне цвета появляются полоски или крапинки, словно вышивку кто наложил? Это чужая энергия? Да? — Матс отвлекся от горьких мыслей.

— Мы общаемся, прикасаемся друг к другу, любим… нити переплетаются, путаются, связываются. А предметы, которыми мы часто пользуемся, так вообще впитывают нашу энергию — запоминают нас.

Матс прикоснулся к подвеске матери, которая висела на его шее. В последние ночи только она и грела его, разгоняя холод в сердце.

— Теперь я больше понимаю, — сказал мальчик. — Потом предметы хранят эту энергию, и когда мы к ним прикасаемся, то, кажется, словно человек рядом.

— Верно. Именно так сапоги привели меня сюда.

— Это, что получается? Йоханнес через свои сапоги разрешил Баребре быть с Йораном? — Матс подскочил на лавочке.

— Так получается.

— Погоди. Выходит, что вещи могут и не принять другого человека — нового хозяина?

— У вас говорят, что дом тебя не принимает, или меч не слушается?

— Да. Слыхал такое и не раз. Вещи даже теряются, словно прячутся от человека, а потом находятся странным образом.

— Я думаю, что это просто энергия не совпадает. Или вещи не хотят принадлежать другим людям.

— А почему нитки разного цвета?

— Вопрос хороший, — Веселина попыталась вспомнить, что в книжках про энергетику читала, про астральное тело да рэйки* всякие. — Зелёный — это жизнь и здоровье, синий — магия и внутренняя сила, красный — страсть и любовь, черный — зло и ненависть…

— Все ощущения и чувства имеют цвет? — перебил Матс. — Коричневый — болезнь, а красно-синий такой…

— Фиолетовый?

— Да. Я у колдуна видел. Я знал! Все разноцветные. Ты представляешь. У всех есть свой цвет.

Мальчик воодушевился.

— А какого цвета я? — спросил он.

Тут в голове его промелькнула догадка и он воскликнул не дождавшись ответа.

— Так ведь из этих цветов состоит Биврёст*. Он соединяет Асгард* с другими мирами. Получается, что эта энергия соединяет нас с Богами?

Озарение стало для него неожиданностью.

— Но дорогу эту радужную видят не все, а только избранные, — глаза Матса округлились. — В легендах правда, но она скрыта. Её не все понимают. И получается, что я — избранный?

Ошарашенный мальчик притих.

— Тебе ж говорили, что ты — колдун, — задумчиво протянула Веселина.

Новый вопрос вертелся у Матса на языке, но он не успел его произнести. Из дома вышел Йоран. Голову держал он гордо. Плечи его были расправлены, отчего грудь стала шире и мощнее. Казалось воин вырос и напитался мощью. От него веяло опасность и в то же время спокойствием. Веселина от удивления почти проснулась.

— Что это с тобой Йоран? Словно ты волшебный настой выпил, — мальчик встал, внимательно рассматривая воина. — Глаза блестят. Да ты и выше будто стал?

В густой бороде Йорана спряталась загадочная улыбка. Мужчина подхватил топор, что стоял у двери, и молча направился за сарай.

— Что это с ним? — спросил Матс у Веселины.

— А ты не заметил? — девушка засмеялась и снова закрыла глаза.

— Что? Что я не заметил? — мальчишка снова уселся на лавку и затряс девушку за руку.

— Са-по-ги, — прозвучал ответ.

Мальчишку ветром сдуло. Он помчался за Йораном.

Послеобеденное солнце морило. Мысли Веселины подёрнулись дымкой. Хотелось лечь на лавочку, положить ладошки под голову и уснуть.

— Смотрю, медовуху кому-то больше не наливать, — сквозь полудрему пробрался певучий голос Баребры.

Веселина вздрогнула и с трудом приоткрыла один глаз. Отягчённые хмелью веки ту же снова слиплись.

— Грешно смеяться над непьющими людьми, — ответила девушка.

Из-за сарая раздался стук топора. Как и обещал, Йоран колол дрова на баню.

— Как же упустить случай и не воткнуть иголку в альву?

Вдова присела на лавочку. Откинула косу за спину.

— Заладили вы с этими названиваниями. Ох… названиями. Альвы, линдры… , — на лбу Веселины пролегли складки.

— Ещё там как-то меня называли. Не помню. А я представления не имею о чем речь. Люд я. Обычный люд. Девушка. Че-ло-век.

Язык Веселины заплетался.

— Обычный люд связующие нити не видит, — ответила Баребра. — Да и простым смертным с альпами* не совладать. А ты вон, обоих братьев приручила.