Да здравствует жизнь!

Она возводит глаза к небу и корчит гримасу.

– Ты меня осуждаешь?

– Вовсе нет, но он наверняка изучил тебя всю, что бы ты ни пыталась от него скрыть.

– Надежда помогает жить.

– А ложь убивает.

Она произносит эту фразу без малейшего намека на шутку.

– Я никому не вру, Фран.

– Ошибаешься, врешь самой себе: ты убедила себя, что не можешь быть свободной.

Кажется, она меня задела…

Я ковыряюсь в тарелке. Севиче из лосося скоро превратится в кашу.

– Фран, а у тебя нет никаких табу, тебе все легко?

Она вздыхает, и в ее глазах я читаю готовность к любому испытанию.

– Я больше не могу тратить время на ограничения, в том числе и свои собственные. Речь идет не о любви или ненависти к себе, а о том, чтобы жить с любыми этими чувствами и наслаждаться каждой минутой. Жить, Марни, на полную катушку. Если тебе что и надо запомнить, то вот что: сожаления приходят быстрее, чем ты думаешь.

И она кладет в рот кусок курицы в имбирном соусе.

* * *

В четверг у меня встреча с терапевтом. Элен Рубен внимательно слушает мой рассказ о неудачном опыте в квартале Сент-Лё и сразу переводит разговор на слова Фран о сожалениях.

– И что вы по этому поводу думаете?

Мы не виделись две недели, и, должна признаться, здесь мне удается привести мысли в порядок. На этот раз я даже вооружилась веером, и теперь жара почти терпима.

– Поразительная и пугающая мысль.

– Почему пугающая?

– Потому что до сих пор я никогда не смотрела на вещи таким образом, словно я слишком молода, чтобы замечать, как проходят годы. Но мне тридцать пять лет, и я понимаю, что полжизни лишала себя того, что, вероятно, уже никогда не смогу наверстать.

Она вытягивает ноги, скрещивает их снова и смотрит на меня.

– Я задам вам один вопрос. Что бы вы предпочли: иметь тело своей мечты или принять себя такой, какая вы есть?

Много лет назад, когда мне было двадцать и я толстела на глазах, я бы выбрала тело своей мечты. Но не сегодня.

– Наверное, принять себя такой, какая есть.

– Разумеется, мы все этого хотим. Но для этого надо предпринять определенные действия. Вы уже составили список того, что вы, по-вашему, не можете делать?

Я качаю головой.

– Составьте, и по возможности объективно.

– Зачем?

– Чтобы продвинуться немного дальше к принятию себя, Марни, и постараться больше ничего в жизни не упускать.

Несколько секунд мы смотрим друг на друга, словно изучая, затем Элен улыбается.

– Мы движемся вперед, Марни, движемся вперед. Никогда еще мы не продвигались так быстро.

* * *

В пятницу все еще жарко – настолько, что мне трудно сконцентрироваться на работе. Маленький вентилятор, который я принесла из дома, только что сдох, компьютер завис, а в подмышках у меня – влажные тропики. Терпеть это больше нет сил. Но приближаются выходные, а с ними – и конец мучениям.

– Пить хочешь? – Мой коллега, графический дизайнер Берни, протягивает мне бутылку воды.

– Да, спасибо.

Берни (на самом деле его зовут Бернар) только-только исполнилось двадцать пять. «Берни» – звучит круто, тем более в этом возрасте. Притом с его внешностью… Я никогда не встречала настолько зажатого парня. У него короткая стрижка, но есть длинная прядь на лбу, которую он зачесывает набок; он не пьет, не курит, без конца слушает Сарду и носит рубашки, вышедшие из моды еще во времена моего дедушки. Даже смех у него странный – смесь мышиного писка с хрюканьем. Услышав его в первый раз, я чуть не подавилась чаем. Но по крайней мере, в отличие от меня, он не выглядит так, словно только что вышел из сауны. Счастливчик.

Конец ознакомительного фрагмента.