Далеко не близко

— Грязная крыса! — бормотал торговец. — Ограбить слепого, да? — Стук. — Украсть заработок калеки, да? — Бух. — Воспользоваться беспомощностью человеческой, а? — Удар.

Точный юридический ум Гилберта Айлса вспыхнул напоследок.

— Но ты не...

— Ты думал, что я такой, да?

Вина и виски лишили Айлса возможности дать отпор. Когда всё закончилось, его опухшие губы произвели только один вопрос:

— Скокаврени?

Торговец, расшифровав это, взглянул на припрятанные часы.

— Десять минут первого.

— Спасибо, братец, — простонал Айлс. Промокшая от крови кожа на лице смогла собраться в улыбку.

***

— Срибердеджибит! — произнёс он, вернувшись в машину.

— Я всё ещё здесь, — проговорил голос, разносившийся по невидимым пещерам. — Ты не отсылал меня.

— Прости. Не могу разглядеть. Мои глаза... опухают... Но прошла даже твоя полночь, а я так и не смог...

Демон повторил доводы торговца.

— В конце концов, — утешительно проговорил он, — у тебя был злой умысел.

— А что, — потребовала ответа Линда, — ты праздновал вчера вечером?

Гилберт Айлс повернулся на кровати, сел и открыл глаза. Точнее, попытался их открыть. Сквозь опухшие щёлочки он едва мог различить жену и часы рядом с ней, показывавшие половину второго.

Он застонал и попытался вскочить с кровати. При первом движении мускулов тянущая боль усилилась, и он вновь откинулся на подушку.

— Хорошенький у тебя вид, — проговорила Линда. В её терпком голосе пряталось сочувствие.

— Время, — забормотал Айлс. — Офис... Том...

— Том звонил в районе одиннадцати. Я сказала ему, что ты слёг с сильной простудой.

— Но я должен...

— Я подумала, что тебе лучше проспаться. И ты не пойдёшь сегодня ни в какой офис, пока выглядишь вот так. Я бы принесла зеркало, чтобы ты убедился, но мужчине не положено такое видеть до завтрака. А что всё-таки ты праздновал? У меня вчера вечером не болела голова.

— Видишь ли, дорогая... — пытался выговорить Айлс опухшими губами.

Линда улыбнулась.

— Не пытайся, дорогой. Извини, что просила. Расскажешь после завтрака — или вообще не расскажешь, если не хочешь. Всё будет готово, как только придёшь.

Всякая идеальная жена — идеальный диагност. На завтрак Линда прописала яйца всмятку, томатный сок, полный кофейник чёрного кофе, утреннюю газету — в девственном и нетронутом состоянии — и одиночество. Она накрыла на стол, но больше не заговаривала и даже не приближалась.

После пятой чашки кофе и третьей сигареты Гилберт Айлс направился на поиски жены. Он отыскал её на веранде, поливающую папоротники. На ней был яркий джемпер с принтом, а в волосах светилось солнце.

— Линда... — проговорил он.

— Да, дорогой? — Поспешно убрав с самого удобного кресла журнал, она помогла его негнущимся ногам сесть.

— Мне надо что-то тебе сказать, Линда.

Она продолжала поливать папоротники, но рука её дрогнула настолько, что несколько капель пронеслось мимо цели.

— Что такое? Новое дело?

— Нет, это... Тебе надо кое-что знать обо мне, дорогая.

— Как долго всё длится? Три с половиной года? И я всё ещё что-то не знаю?

— Боюсь, что да.

— Плохое?

— Плохое.

— Хуже, чем курение в ванной?

Он засмеялся, но в итоге порвал рот.

— Чуть хуже. Понимаешь, Линда, я... я живу под проклятием.

Вода плеснула на пол. Затем Линда заставила себя твёрдой рукой поставить банку, взять тряпку и всё вытерель. Только покончив с этим, она крайне легкомысленно произнесла:

— Хорошенькое дельце. Я тут стираю руки в кровь, чтобы создать для тебя уют...

— Ты знаешь, что я не это имею в виду.

— Знаю. Это просто... Ну, забавный способ высказаться. Расскажи мне, в чём дело.

— Это никак не связано с тобой...

Линда подошла к креслу и положила руку ему на плечо.

— Разве это справедливо? — яростно потребовала она. — Если с тобой что-то происходит, Гилберт Айлс, это связано со мной. Ты — это я; разве ты не понимаешь?

— Моё проклятие — не твоё проклятие. Видишь ли, Линда, это... Я знаю, в это сложно поверить, но... ну, я вынужден ежедневно грешить.

Линда уставилась на него. Лицо её выражало нечто среднее между смехом и слезами.

— Ты имеешь в виду... Ох, дорого, ты имеешь в виду, тебе меня недостаточно?

Он взял её руку.

— Ерунда. Ты — всё, что мне нужно.

— Тогда это... Знаю, ты в последнее время много пьёшь, но я думала... ты же не имеешь в виду, что... подсел, нет же?

— Совсем нет. Это не какой-то конкретный грех. Просто грех. Я же говорил тебе. Это проклятие.

Линда отнеслась к этому всерьёз.

— Ты же выпил весь томатный сок и кофе?

— Да.

— Тогда, думаю, тебе лучше рассказать мне всё с самого начала. — Она удобно скользнула к нему на колени и прижала ухо к его ноющим губам.

— Всё началось, — проговорил он, — в тот вечер, когда я праздновал дело Шалгрина. Так случилось, что я встретил...

— Но это ужасно, — сказала она, когда он закончил. — Это страшно. Только подумать, что любые глупейшие желания могут исполниться, исполнятся... Бог мой! Чего я только не желала в старших классах... Следовало быть осторожнее.

— Тогда ты веришь мне?

— Конечно.

— Я едва ли смел ожидать... Вот почему я не говорил тебе раньше. Это так фантастично.

— Но ты сказал мне, — только и ответила она, наклонившись его поцеловать. — Нет, я поврежу твои бедные губы.

— Но что мне делать? Я не могу так продолжать. Во-первых, я никогда не знаю, что считается грехом, а что нет. Но хуже то, что я... Боюсь, я не люблю грешить. Когда знаю это, когда думаю: “Это грех”. Тут нужно быть особенным человеком, а я не такой. И что же нам делать?

— Мм-м-м, — задумчиво произнесла Линда. — Я знаю одно. Стану всё время желать, чтобы твоё проклятие было снять, и, быть может, когда-нибудь поблизости окажется один из моих желобесов.

— Один шанс на тысячу, так говорил тот человечек.