Далеко не близко
Шрифт:
— Грязная крыса! — бормотал торговец. — Ограбить слепого, да? — Стук. — Украсть заработок калеки, да? — Бух. — Воспользоваться беспомощностью человеческой, а? — Удар.
Точный юридический ум Гилберта Айлса вспыхнул напоследок.
— Но ты не...
— Ты думал, что я такой, да?
Вина и виски лишили Айлса возможности дать отпор. Когда всё закончилось, его опухшие губы произвели только один вопрос:
— Скокаврени?
Торговец, расшифровав это, взглянул на припрятанные часы.
— Десять минут первого.
— Спасибо, братец, —
***
— Срибердеджибит! — произнёс он, вернувшись в машину.
— Я всё ещё здесь, — проговорил голос, разносившийся по невидимым пещерам. — Ты не отсылал меня.
— Прости. Не могу разглядеть. Мои глаза... опухают... Но прошла даже твоя полночь, а я так и не смог...
Демон повторил доводы торговца.
— В конце концов, — утешительно проговорил он, — у тебя был злой умысел.
— А что, — потребовала ответа Линда, — ты праздновал вчера вечером?
Гилберт Айлс повернулся на кровати, сел и открыл глаза. Точнее, попытался их открыть. Сквозь опухшие щёлочки он едва мог различить жену и часы рядом с ней, показывавшие половину второго.
Он застонал и попытался вскочить с кровати. При первом движении мускулов тянущая боль усилилась, и он вновь откинулся на подушку.
— Хорошенький у тебя вид, — проговорила Линда. В её терпком голосе пряталось сочувствие.
— Время, — забормотал Айлс. — Офис... Том...
— Том звонил в районе одиннадцати. Я сказала ему, что ты слёг с сильной простудой.
— Но я должен...
— Я подумала, что тебе лучше проспаться. И ты не пойдёшь сегодня ни в какой офис, пока выглядишь вот так. Я бы принесла зеркало, чтобы ты убедился, но мужчине не положено такое видеть до завтрака. А что всё-таки ты праздновал? У меня вчера вечером не болела голова.
— Видишь ли, дорогая... — пытался выговорить Айлс опухшими губами.
Линда улыбнулась.
— Не пытайся, дорогой. Извини, что просила. Расскажешь после завтрака — или вообще не расскажешь, если не хочешь. Всё будет готово, как только придёшь.
Всякая идеальная жена — идеальный диагност. На завтрак Линда прописала яйца всмятку, томатный сок, полный кофейник чёрного кофе, утреннюю газету — в девственном и нетронутом состоянии — и одиночество. Она накрыла на стол, но больше не заговаривала и даже не приближалась.
После пятой чашки кофе и третьей сигареты Гилберт Айлс направился на поиски жены. Он отыскал её на веранде, поливающую папоротники. На ней был яркий джемпер с принтом, а в волосах светилось солнце.
— Линда... — проговорил он.
— Да, дорогой? — Поспешно убрав с самого удобного кресла журнал, она помогла его негнущимся ногам сесть.
— Мне надо что-то тебе сказать, Линда.
Она продолжала поливать папоротники, но рука её дрогнула настолько, что несколько капель пронеслось мимо цели.
— Что такое? Новое дело?
— Нет, это... Тебе надо кое-что знать обо мне, дорогая.
— Как долго
всё длится? Три с половиной года? И я всё ещё что-то не знаю?— Боюсь, что да.
— Плохое?
— Плохое.
— Хуже, чем курение в ванной?
Он засмеялся, но в итоге порвал рот.
— Чуть хуже. Понимаешь, Линда, я... я живу под проклятием.
Вода плеснула на пол. Затем Линда заставила себя твёрдой рукой поставить банку, взять тряпку и всё вытерель. Только покончив с этим, она крайне легкомысленно произнесла:
— Хорошенькое дельце. Я тут стираю руки в кровь, чтобы создать для тебя уют...
— Ты знаешь, что я не это имею в виду.
— Знаю. Это просто... Ну, забавный способ высказаться. Расскажи мне, в чём дело.
— Это никак не связано с тобой...
Линда подошла к креслу и положила руку ему на плечо.
— Разве это справедливо? — яростно потребовала она. — Если с тобой что-то происходит, Гилберт Айлс, это связано со мной. Ты — это я; разве ты не понимаешь?
— Моё проклятие — не твоё проклятие. Видишь ли, Линда, это... Я знаю, в это сложно поверить, но... ну, я вынужден ежедневно грешить.
Линда уставилась на него. Лицо её выражало нечто среднее между смехом и слезами.
— Ты имеешь в виду... Ох, дорого, ты имеешь в виду, тебе меня недостаточно?
Он взял её руку.
— Ерунда. Ты — всё, что мне нужно.
— Тогда это... Знаю, ты в последнее время много пьёшь, но я думала... ты же не имеешь в виду, что... подсел, нет же?
— Совсем нет. Это не какой-то конкретный грех. Просто грех. Я же говорил тебе. Это проклятие.
Линда отнеслась к этому всерьёз.
— Ты же выпил весь томатный сок и кофе?
— Да.
— Тогда, думаю, тебе лучше рассказать мне всё с самого начала. — Она удобно скользнула к нему на колени и прижала ухо к его ноющим губам.
— Всё началось, — проговорил он, — в тот вечер, когда я праздновал дело Шалгрина. Так случилось, что я встретил...
— Но это ужасно, — сказала она, когда он закончил. — Это страшно. Только подумать, что любые глупейшие желания могут исполниться, исполнятся... Бог мой! Чего я только не желала в старших классах... Следовало быть осторожнее.
— Тогда ты веришь мне?
— Конечно.
— Я едва ли смел ожидать... Вот почему я не говорил тебе раньше. Это так фантастично.
— Но ты сказал мне, — только и ответила она, наклонившись его поцеловать. — Нет, я поврежу твои бедные губы.
— Но что мне делать? Я не могу так продолжать. Во-первых, я никогда не знаю, что считается грехом, а что нет. Но хуже то, что я... Боюсь, я не люблю грешить. Когда знаю это, когда думаю: “Это грех”. Тут нужно быть особенным человеком, а я не такой. И что же нам делать?
— Мм-м-м, — задумчиво произнесла Линда. — Я знаю одно. Стану всё время желать, чтобы твоё проклятие было снять, и, быть может, когда-нибудь поблизости окажется один из моих желобесов.
— Один шанс на тысячу, так говорил тот человечек.