Светлой памяти Детства

ТЫСЯЧЕЛИСТНИК

…Это растение везде видится. То есть, водится. В Сибири, на Урале, в Подмосковье, Саранске, Нью-Йорке. …Цветёт желтовато-белыми (в парке, культивированные – розовыми, жёлтыми, темно-красными) цветочками, изысканными по форме, собранными в зонтик. Листочки – резные, оправдывают название; собрать и помять в ладони – пахнет ладаном. Идя мимо – там ли, тут ли – невольно задерживаю шаг.

…В детстве у меня был друг Слава. Мы всегда были вместе. Я у него многому училась, и многому просто подражала. Например, Слава заикался – и я заикалась, считая это единственно приемлемым способом /языком общения. Слава любил хлебные горбушки – и я за столом из кусков хлеба выбирала горбушку.

…Помню, он сказал мне: «П-пойдём зд-дороваться с людьми!» И вот, мы пошли вдоль деревни, два маленьких существа, он шёл чуть впереди. Шёл и говорил встречным:

– Д-доброе утро! Зд-дравствуйте!

Не забыть, как светлели их лица (какой-то высоченный дядя… женщина с коромыслом…), когда они отвечали:

– Доброе, доброе! Здравствуйте!

…Ещё как-то, это было зимой, нас закрыли в его доме. Наши мамы работали в школе*, девать же нас было вечно некуда… Итак, заперли в доме – предварительно, конечно, убрали подальше спички и ножи… За окном пошёл снег. Забросив однообразные домашние игры: «в школу», «в магазин», «в больницу», мы стали мечтать вслух о том, как хорошо было бы выйти на улицу и побегать там по снегу и воздуху.

Обследовали дом, сенцы – в сенцах нашли крошечное оконце, только что высунуть нос и… голову… Слава рассчитал: если туго повязаться вязаными шалями (а таковые нашлись): концами крест-на крест по диагонали на груди, потом подмышки, потом – завязать на спине… Получается почти так же тепло, как в пальто, и тело проходит в отверстие.

Валенки выброшены по одному на улицу, оденем там, тут в них не пролезаем… Шедшая мимо девочка по просьбе Славы ставит к стенке, под оконце санки – приземляться… Первой вылезаю я, ногами вперёд, он помогает, держит в сенцах за руки… Потом я помогаю ему, вытягивая за ноги из оконного отверстия… И вот, уже бежим по заснеженной улице, а люди за стёклами окон испуганно показывают на нас пальцами…

Наказания, честно говоря, не помню, помню лишь этот короткий миг свободы.

…Было лето. Я его не видела несколько дней. Потом моя мать сказала: «Пойдём, попрощаемся со Славой». Взяла меня за руку, и мы пошли, мать сказала, что Слава уезжает, далеко-далеко. По пути попадались цветы тысячелистника, я их рвала – Славе в дорогу.

В его доме было много людей, толпа… Он лежал на лавке (или на койке… не помню…) вытянувшись во весь рост, на спине, руки сложены на груди, держат свечку; глаза закрыты… В изголовье букет из ягод земляники. Мне объяснили (или я тогда сама додумала?): если он проголодается в своём долгом пути – поест земляники, подкрепится и – дальше… Я положила рядом тысячелистник, на память; по приказу взрослых поцеловала его в лоб, – жёлтый, холодный… Меня увели.

Побывав на родине, сделала несколько фотографий. Показываю людям. Смотрят с интересом… Цветы тысячелистника.

– А это, что за растение?

Говорю:

«Целебное. Как заболит зуб, или что-нибудь ещё, сорвать листочек, пожевать – и боль пройдёт».

Я и сама в это верю.

Тысячелистник кутает землю вечноцветущим ковром.

I. РАССТАВАНИЯ

…Юного рыбака Урашиму морская черепаха, вернее, морская принцесса, принявшая образ черепахи, увлекла на дно морское, где он пробыл-прожил во дворце четыре счастливых года, но затосковал по родине и решил посетить свой берег. Принцесса дала ему в дорогу с собой зелёную (!) шкатулку – чтоб вернуться, только, наказала: шкатулку не открывать.

…На берегу оказалось, что тут без него прошло не четыре, а четыреста лет, и он уже стал историей. Посетив старые могилы, включая свою собственную, он, по пути назад в подводный дворец, нечаянно открыл зелёную шкатулку, из которой вырвался туман, и Урашима рассыпался в прах…

В который раз вспомнилась эта старинная японская сказка о рыбаке Урашиме. Пытаюсь понять, как это было возможно, нечаянно открыть шкатулку: может быть, споткнулся? …Ну да, споткнулся. О камень на берегу. Или о выброшенную морской волной корягу….

А внизу облака, облака…

Прежде чем самой рассыпаться в прах, перебираю-вспоминаю отдельные памятные события и сокровенные, дорогие сердцу образы, заключённые в шкатулке моей памяти.

1940-е

ЛЕТО …Вот я по пыльной дороге выхожу за деревню; направляюсь к колхозному полю. Куда-то, далеко-далеко, ушёл мой близкий друг Слава. Слава был в соседней деревне Поморцево, где работала в школе мама. А теперь я в деревне Сидоренково, здесь бабушка-дедушка, и я поживу с ними. Я теперь одинокий ребёнок. Мимо свинофермы – дальше направо. Слева от дороги поле. Справа, далеко – чёрные крестики… Ближе: на краю поля стоит босая девчонка с растрёпанными светлыми косичками и держит за ботву какой-то корнеплод. Совсем близко: девчонка улыбается, щурясь синими лучистыми глазами… Мы молча смотрим друг на друга. Я не знаю что сказать. Она, видимо, тоже. Расходимся.

Я возвращаюсь в деревню, домой.

ЗИМА… Мама! Мама вывозит меня на саночках за ограду, везёт, набирая скорость, снег летит мне в лицо, и необыкновенное счастье переполняет моё сердечко. Мы едем – собственно, еду я, мама бежит, на улице темнеет… совсем темно. Приехали к маминой подруге по имени Аида. Мне дают кусок хлеба с солью и стакан чая с молоком. Это вкусно.

ВЕСНА. Я уже переболела детским параличом, и учусь ходить заново. Меня вылечила наговором, то есть поставила на ноги добрая деревенская знахарка.

Вышла на крыльцо избушки, слышу пение-кукование кукушки на той стороне нашей речки, саму речку не вижу по причине маленького роста, да и крутизны берега не вижу, а только вижу: та сторона – нежно-зелёная с призрачными холмами далеко-далеко, на заднем плане. Оранжевый восход. Я спрашиваю кукушку:

– Кукушка, кукушка, скажи, сколько лет мне жить?

Та замолкает, видимо, заглядывает в свои записи, потом заводит своё «ку-ку».

– Один… два… три…

Дальше – «много»: я умею считать только до трёх.

ЛЕТО В огороде, у межи, яма. Я разрыла эту яму вглубь и вширь, нашла доски, закрепила полки, а на этих полках расставляю вылепленные из глины фигурки: уточки, грибы, человечки… Мастерская прячется в траве – это мой сад. Приходят гости: Толька Барабанов из дома через дорогу; соседи через огород братья Ванька и Петька. Толька Барабанов – как он меня удивляет! Посидев в моей мастерской, собирается уходить, и на его «ну я пошёл» я отвечаю «да посиди ещё» – так делают взрослые, я слышала; но когда после ответного визита в игральный уголок с железками в его огороде за баней собираюсь уходить я, он мне отвечает: «Ну и иди!»