Дальний приход (сборник)
Шрифт:
Отсчитав сто тысяч, Алла Сергеевна протянула их Петру.
Он засунул деньги в карман, не считая, и снова схватился за баранку. Так стиснул ее, что побелели костяшки пальцев. Назад он уже не оглядывался. Только вперед смотрел, стараясь позабыть, стараясь не думать о тех, кого везет. Так погано, так муторно давно уже не бывало.
А за спиной читали акафист.
Ухов не хотел слушать, даже чуть подался вперед, но слова настигали его и различались совершенно отчетливо сквозь шум мотора…
«Слышаша пастырие Ангелов поющих плотское Христово пришествие, и текше яко к Пастырю видят Сего яко
В Семыкино — по дороге заезжали в монастырь — приехали, уже когда стемнело. Выплыла из-за темных верхушек деревьев кладбищенской рощи большая, желтая луна.
— Мы вас вместе с паломниками устроим… — сказала Алла Сергеевна. — Если вы на всенощную не пойдете, мы отведем вас сразу…
— Не надо… — хмуро ответил Ухов. — У меня тут есть, где переночевать. Во сколько завтра поедем?
— После литургии… Батюшка обещал пораньше начать…
— Вы мне время скажите! К какому часу автобус подать?
— К половине десятого, наверное… Успеете?
— Надо к половине десятого — к половине десятого и буду!
Петр залез в кабину и начал разворачивать «Икарус». Катин дядя, как он выяснил, жил не в Семыкино, а в соседней деревне, в шести километрах отсюда.
И вот, странное дело — и дорога туда нехороша была, пришлось свернуть на проселок с заасфальтированного шоссе, и тьма сгустилась — ни огонька кругом, не спросишь ни у кого, туда ли едешь? — но чем больше удалялся «Икарус» от церкви, тем легче дышалось.
Эка важность, что дорога плохая и не видать ничего? Впервой разве… Тем более что ехал Петр правильно. Минут через десять показались впереди огоньки. «Икарус» подъезжал к хутору, где обитал Катин дядя. И мужиком он, правильно Катя говорила, оказался стоящим. Крепкий такой, жилистый, в общем, нормальный.
Поначалу хмурился, но когда вручена была посылка, оттаял. А когда Петр водрузил на стол поллитровку, и совсем подобрел. Очень задушевная беседа получилась. Хозяин рассказывал, как он — очень даже неплохо! — наладился жить без совхоза. Все свое. Все — сам. Свое поле, трактор свой. Ни командиров, ни нахлебников. Рассказывал без хвастовства, но внушительно и увесисто выговаривая слова.
Петру такие люди нравились, сам таким человеком хотел стать. Когда же в ответ на вопрос: бывает ли в церкви? — хозяин ответил, дескать, а чего он позабыл там? — Ухов совсем расположился к нему. Свой человек был. В доску свой.
— Я тоже не хожу! — сказал он. — Но возить приходится. Работа…
— Да, — сочувственно вздохнул хозяин, — когда у чужого дяди ишачишь, не будешь разбирать, чего хочется! Чего скажут, то и делай.
И как бы проводя черту, устанавливающую дистанцию между собою и гостем, пояснил, что сам он в церковь из принципиальных соображений не ходит. Когда прежнего настоятеля
на другой приход перевели, он с собой церковный колокол увез. И сейчас не колокол, а рельса висит на колокольне.— В рельсу бьют, как в лагере, — сказал он. — А я что? Урка им?
— Полно врать-то! — заругалась хозяйка. — Ты и при прежнем батюшке в церкви не бывал.
— Если бы позвали, может, и сходил бы, — ответил хозяин и, выпив рюмку, принялся закусывать. Закусывал он так же основательно, как и говорил.
Да и закуска хороша была. Жареные грибы. Молодая картошечка. Овощи разные… Это местное. Ну, и из магазина тоже много чего. Достаток, одним словом…
За разговором время незаметно пролетело. Из-за стола встали уже в первом часу.
— Отдохнуть надобно теперь, — сказал хозяин.
— Отец, — подала голос хозяйка, — Катерине-то я послать собрала чего. Надо бы еще и картошки, хотя бы мешок накопать, раз такой случай… Отвезешь, Петр Иванович?
— Чего же не отвезти, — ответил Ухов.
— Завтра с утра накопаю, — сказал хозяин. — Ты во сколько, Петр, двинешься?
— К половине десятого у церкви в Семыкино надо быть…
— О чем говорить тогда? С утра и накопаю… Пошли отдыхать.
Ночью Петр спал крепко… Тихо было на хуторе. Спокойно — на душе. А к утру еще дождь пошел. Под дождь всегда хорошо спится… Проснулся Петр только в восемь часов. Может, и еще бы спал, да сон приснился странный.
Увидел Петр во сне священника. Идет по дороге, а на плечах — огромный колокол. Петр еще удивился во сне, как это он такую огромную тяжесть осиливает. И только подумал, тут священник к нему и обращается.
— Пособи, — говорит, — мил-человек…
— Еще чего? — ответил Петр. — С какой стати?!
И зачем-то начал рассуждать, дескать, колокол ворованный, небось, на свой новый приход батюшка колокол тащит, а хорошо ли это?
— Да ты пособи вначале, а потом и спрашивать будешь… — ответил батюшка и как-то легко перевалил колокол на Петровы плечи. И тот тоже удивился легкости колокола, словно не из меди колокол был отлит, а из какого-нибудь пенопласта.
От удивления и проснулся.
Помотал головой, потом взглянул на часы, и сразу все сны из головы вылетели. Уже опаздывал он.
Торопливо оделся. Вышел на кухню. Хозяина не было. Только хозяйка возилась у плиты.
— Доброе утро, — сказала, — как отдыхали, Петр Иванович?
— Хорошо, — буркнул Ухов, — хозяин где?
— Дак картошку для Катерины копать поехал, — ответила хозяйка, — вы умойтесь, Петр Иванович, да и садитесь за стол. Я сейчас яишенку на завтрак сготовлю.
— Какая яичница? — ответил Петр. — И так опаздываю уже!
— Дак нешто не евши поедете? — удивилась хозяйка. — И картошку ведь тоже надо Катерине взять.
— А где картошка?!
— Дак сейчас хозяин привезет ведь… Вы покушайте пока…
Ухов успел умыться и съесть яичницу. Проверил «Икарус» и подготовил к загрузке багажник. Часы показывали девять двадцать, а ни хозяина, ни картошки не было. Нервничая, Петр выкурил три сигареты подряд. Стрелка неумолимо ползла к десятичасовой отметке.
— Все! — объявил Ухов вышедшей на крылечко хозяйке. — Больше я не могу ждать. Придется вашей Катерине картошку на рынке покупать.