Дама с коготками

– Глупо, конечно, но это я берегу свою нежную кожу от мороза. Не бойтесь, бабулечка!

Старуха, держась за сердце, стала хватать ртом воздух, потом, придя в себя, укоризненно покачала головой:

– Тьфу на тебя! Напугала до усрачки. Третьего дня вот такие же, черномордые, в соседнем доме жильца убили. Ну, думаю, теперь ко мне явились!

Подождав, пока она успокоится, я спросила:

– Сейчас в подъезд вошел мужчина, как его зовут?

– А тебе зачем? – проявила бдительность лифтерша.

– Он парковал машину и мою стукнул, да убежал.

Бабка покачала головой:

– Никто сейчас не входил, ты первая. И чего по ночам шляешься, спать давно пора.

Я вытащила сторублевую бумажку и положила на стол. Старушка покосилась на купюру.

– Бабушка, поглядите на машину, может, вспомните, чья?

Лифтерша вылезла из-за стола и, шаркая огромными, явно не по размеру «дутыми» сапогами, выглянула во двор.

– Вон та, что ли, грязная?

– Она самая.

– Райкина.

– Чья?

– Рая на ней катается из 272-й квартиры, а мужики у нее каждый день новые. Уж извини, с которым теперь живет, не знаю. Артистка, танцует где-то, ночью на работу ходит. Все приличные люди домой, а она из дому.

– Фамилия как?

– Райкина? То ли Зверева, то ли Тигрова, как-то по-звериному.

Я вздохнула. Больше из бабки ничего не вытянешь, хотя нет:

– Метро какое рядом? И где домоуправление?

– Метро у нас еще не построили… «Митино» будет. А домоуправление за лифтом, приходи завтра к десяти, как раз Марию Геннадиевну застанешь.

Ровно в десять утра я открыла дверь домоуправления. Из-за письменного стола сурово глянула домоуправша. Представляю, как ее боятся бабки-лифтерши. Сто килограмм живого веса обтягивал темно-синий трикотажный костюм. Волосы, взбитые до невозможности, напоминали сахарную вату, глаза из-за накрашенных ресниц глядели как из-за решетки, кровавый румянец, толстый слой пудры, ярко-синие тени. Пухлые пальцы со слегка облупившимся на ногтях лаком украшали золотые кольца с большими рубинами. Каменное выражение лица довершало картину.

Я молча прошла в комнату, села на стул, достала сигарету и задымила.

– Здесь не курят, – моментально отреагировал монстр.

– Извините! Но я так волнуюсь, так нужен ваш добрый совет!

Мария Геннадиевна повела накрашенной бровью. Я продолжала плакаться:

– Понимаете, наша семья оказалась в ужасном положении. Всю жизнь посвятили любимому сыну. Муж – генерал, и мальчик воспитан идеально: послушный, аккуратный, закончил институт. Купили ему квартиру, машину, невесту подобрали. Чудесная девочка, дочь наших друзей. Оставалось только свадьбу сыграть. Так надо же, познакомился где-то с девкой, Раисой. И всё! Родителей побоку, невесту – вон, эта баба его словно околдовала. Ничего о ней не знаем, кроме того, что живет у вас в 272-й квартире. Помогите, пожалуйста, скажите, сколько ей лет, где работает, есть ли родители? Умоляю! Вы сама мать и должны понять меня. – С этими словами я положила перед Марией Геннадиевной пятьсот рублей. Домоуправша тяжело вздохнула:

– Очень хорошо вас понимаю. У самой парень лимитчицу приволок. Ни кола ни двора, трусы рваные, родители алкоголики! Рая из 272-й тот еще фрукт. Фамилия ее – Лисицына, лет – двадцать пять. Квартиру купила недавно, года не прошло.

Домоуправша покраснела и стала похожа на гигантскую свеклу. Сплетни лились из нее рекой.

Рая Лисицына аккуратно вносила квартплату и никогда не состояла в должниках. Это было ее единственным хорошим достоинством. Девица одевалась самым немыслимым образом, раздражала соседей дорогими шубами и невероятными драгоценностями. Работала в подтанцовках у известного певца Гарика Рахимова, возвращалась домой под утро, каждый раз с новым мужиком. Продукты покупала в дорогущем супермаркете, имела две машины: старенькие «Жигули» и вызывающе шикарный «Форд». Финансовый кризис совершенно не задел танцорку, только что купила новую кожаную мебель, холодильник и телевизор.

Мария Геннадиевна просто задыхалась от негодования, когда описывала гигантский четырехкамерный «Филипс», который еле влез в грузовой лифт.

– Сколько же жрать надо, чтобы купить такой холодильник, – качала она головой.

Я поблагодарила словоохотливую даму, и мы распрощались. Дома застала только Зайку, Аркашка с Маней пошли на занятия.

– Ну? – кинулась она ко мне.

– Пока ничего. Девицу зовут Рая Лисицына, надо найти ее знакомых через певца Рахимова и спросить у них, с кем она сейчас живет, только так подберемся к шантажисту.

Раздался телефонный звонок, побледневшая от ужаса невестка схватила трубку, но, услыхав голос Степана Войцеховского, успокоилась.

– Дашка, – сообщил он абсолютно будничным голосом, – идиотская милиция наконец отдала тело, завтра похороны. Отпевание в десять.

Я опустилась в кресло. Мог хоть волнение изобразить, а то совершенно спокоен. Интересно, как они жили с женой? Лариска при всей своей болтливости никогда не делилась интимными подробностями. Знаю только, что Степе не нравилась ее толщина и привычка есть перед сном в постели конфеты. Может, он сам и отравил Ларису? Хотя навряд ли. Больше всего на свете Войцеховский ценил свой бизнес, а Лариса была ветеринаром, как говорится, от Бога. Заменить Люлю трудно. Даже поругавшись с ней, Степа постарался бы сохранить Ларку в качестве специалиста. И потом, кажется, она его устраивала, уживалась с Фридой, была не слишком конфликтна и всю себя посвятила питомнику. Нет, убивать Люлю Степе было невыгодно, кто-то другой подсыпал ей стрихнин, но кто?

Лариску хоронили в чудесный, морозный день. Яркое солнце совершенно не по-зимнему сияло над головами. Толпа знакомых и родственников пестрела разнообразными букетами и венками. Людей собралось больше, чем я ожидала, половину из них я видела впервые. Серьезный молодой батюшка произнес последние слова, гроб закрыли, и неопрятного вида могильщик стал прибивать крышку. Гроб Люлю оказался дешевый, обтянутый почему-то светло-лимонной, цвета зефира материей. Странно, Войцеховские люди далеко не бедные, могли бы приобрести для Лариски домовину и поприличней.

Поминки устроили не дома. Степан снял зал ресторана «Витязь». Просто бред. Насколько я знаю, поминать положено либо на квартире, либо, в крайнем случае, на работе, но в ресторане?!

После длительного отпевания и поездки на кладбище народ устал и проголодался. Рассаживались за столами шумно, потирали озябшие руки. Мужчины сразу схватились за бутылки. Первые рюмки выпили, как принято, не чокаясь. Неизвестная мне женщина долго рассказывала, как Люлю спасла от смерти ее кошку. Потом выпили еще и еще, развеселились, налегли на горячее и к сладкому совершенно забыли, по какому поводу собрались.

Степан, с покрасневшим лицом, громко рассуждал о новейших антибиотиках, Петька сыпал анекдотами, Кирилл веселился от души, подложив в тарелку Диане пластмассовую муху, Фрида с торжествующим видом восседала во главе стола. Анна о чем-то сплетничала с какими-то бабами. Спасибо, хоть Серж, пришедший почему-то без Ленки, молча ел салат, да Мишенька, забившись в угол, рисовал на салфетках. Бедная, бедная Ларка! Так кто же из вас убийца, ребята?

От переживаний и выпитого началась головная боль, словно палка тупым концом воткнулась в висок, и я поняла, что дело плохо. Время от времени у меня случаются сосудистые спазмы. Притупляется зрение, потом слух. Левый глаз пронзает адская боль, вместе с тошнотой начинается сильное головокружение. В такой момент лучше всего очутиться в постели.