Дамский мастер
Шрифт:
– Не стесняйтесь, - сказал паренек, - я вас за той перегородкой обслужу.
Шаткая голубая перегородка покачивалась, словно дышала. На стене в золотой паршивой рамочке висела грамота: "Передовому предприятию".
Я села в кресло.
– Выньте шпильки, - приказал паренек.
Я вынула.
Он приподнял прядь волос, пощупал, пропустил сквозь пальцы, взял другую.
– Волос посечен, - сказал он.
– Результат самозакрутки. Какую операцию желаете?
– Остричь... И шестимесячную, если можно.
– Все можно. Можно и шестимесячную. Только предупреждаю,
– То есть химическую завивку?
– Именно. Самый современный вид прически. Имейте в виду, за рубежом совсем прекратили шестимесячную, целиком перешли на химию.
– Чем же эта химия отличается от шестимесячной?
– Небо и земля. Шестимесячная - это баран. Может быть, кому-нибудь и правится баран, по я лично против барана. Химия дает более интересную линию прически, как будто она раскидана ветром.
Мне вдруг захотелось, чтобы у меня прическа была раскидана ветром.
– Валяйте свою химию, - сказала я.
– А долго это?
– Часа четыре, не меньше. Если халтурно, то можно сделать и за два часа, но я не привык работать халтурно.
– Что же это - до одиннадцати?
– Если не до полдвенадцатого.
...Эх, Коля и Костя там без обеда... Догадаются ли дурни что-нибудь купить себе? Ничего, пусть привыкают.
– Ладно, делайте.
– А вы не беспокойтесь, - вдруг сказал парень, - я по своей квалификации не ниже мастера, если не выше. Мне сейчас выгоднее быть стажером, чем мастером. План не требуют, и ответственности меньше. Я могу свободно экспериментировать, если кто предоставит свою голову.
– А я и не беспокоюсь, - ответила я.
– Было бы о чем. Подумаешь, красоту какую погубите.
Он опять рассмеялся по-своему, быстро показав зубы.
– Это вы интересно сказали. Подумаешь, красоту какую. Это верно.
Ну что ж, сама напросилась.
– А как вас зовут?
– спросила я.
– Виталик.
– Терпеть не могу таких имен: Валерик, Виталик, Владик, Алик... Только и слышишь: ик, ик, ик... Это заикание, по-моему, ужасно не свойственно русскому языку.
– Как вы сказали? Не свойственно русскому языку? В каком смысле?
– Раньше таких окончаний не было, они теперь развелись. Что-то в них сентиментальное, сюсюкающее. Представьте себе, например, героев "Войны и мира": Николай Ростов, Андрей Болконский, Пьер Безухов. Вообразите, если бы их звали: Колик, Андрик, Льерик...
Он опять засмеялся.
– Интересно. Значит, нельзя говорить Виталик?
– Не то что нельзя, а лучше не надо.
– А как же меня звать?
– Просто Виталий. Хорошее, звучное имя. "Виталий" - значит "жизненный".
– Позвольте, я запишу.
Он вынул из кармана халата большую потрепанную записную книжку.
– Виталий - жизненный. В этой записной книжке я, между прочим, цитирую разные мысли.
– Какие мысли?
– Разные, относящиеся к разным сторонам жизни. Например, такая мысль: кто своего времени не уважает, сам себя не уважает. Между прочим, верно.
– Чья же это мысль?
– Моя. Голова чистая?
Я
не сразу поняла:– Как будто бы. Вчера мыла.
– Под вашу ответственность.
Ох, и строг. Я чувствовала себя как больной у хирурга и с робостью разглядывала незнакомые инструменты.
– А это что за топорик?
– Дамская бритва. Стрижка под химию всегда выполняется бритвой по мокрому волосу. Ниже голову.
В его коротких командах ("ниже голову") было что-то неуютное, не парикмахерское. Обычно парикмахеры женскую голову именуют "головкой". Он сурово отсекал мокрые пряди, приподнимал их, подкалывал, расчесывал, снова резал. Прошло с полчаса. Он заговорил:
– Если не ошибаюсь, вы сказали, что Виталик говорить нельзя. А как, например, Эдик? Есть такое имя - Эдик? У меня, между прочим, товарищ Эдик.
– Вероятно, он Эдуард.
– Эдуард - это же не русское имя?
– Нет, не русское.
– Откуда же у нас, русских, такое имя?
– Была такая мода одно время, по-моему, глупая.
– А у вас дети есть?
– Два сына.
– Какого возраста?
– Старшему двадцать два, младшему - двадцать.
– Как и мне. Мне тоже двадцать, двадцать первый. А как ваших детей зовут?
– Коля и Костя. Простые русские имена. Самые хорошие.
– А я думал, интереснее - Толик или Эдик. Или еще Славик.
– Это вам только кажется. Когда у вас будут дети, я вам советую назвать их самыми простыми именами: Ваня, Маша...
Это его позабавило. Не знаю, простые ли имена или идея, что у него будут дети.
Он все еще стриг. Сколько времени, оказывается, нужно, чтобы оболванить одну женскую голову...
– Скоро?
– спросила я.
– Ниже голову. Нет, еще не скоро. Операция сложная. Извините, если я вас спрошу. Вот вы упомянули в своем разговоре несколько имен и фамилий: Николай, кажется, Ростовский, Андрей Болконский и еще Пьер... Как будто Пьер. Какая его фамилия?
– Пьер Безухов.
– Так вот, я хотел вас спросить. Пьер - это разве русское имя?
– Нет, французское. По-русски - Петр.
– Так вот вы, кажется, упомянули выражение, что Виталик или, скажем, Эдик не в духе русского языка. А сами употребили такое французское имя, как Пьер.
Ай да парень! Поймал-таки меня. Думал-думал и поймал.
– Да, вы правы. Мой пример не совсем оказался удачен.
– И какие эти люди, о которых вы говорите? Андрей, и Николай, и Пьер? Они русские?
– Русские. Но, знаете, в те времена в высшем обществе было принято говорить по-французски...
– А в какие это времена?
– Во времена "Войны и мира".
– Какой войны? Первой империалистической?
Я чуть не засмеялась, но он был очень серьезен. Я видела в зеркале его строгое, озабоченное лицо.
– Виталий, разве вы никогда не читали "Войны и мира"?
– А чье это произведение?
– Льва Толстого.
– Постойте.
– Он снова вынул записную книжку и стал листать.
– Ага. Вот оно, записано: Лев Толстой, "Война и мир". Это произведение у меня в плане проставлено. Я над своим общим развитием работаю по плану.