Дамский выстрел

— Ведь это вы ее провожали в последний вечер?

— Я не знаю, какой вечер вы имеете в виду.

— Последний перед вашим отъездом из санатория. В ту ночь Ингу изнасиловали и задушили. А перед этим убийца вырвал штырьки с янтарем из ее ушей. Потом он замуровал ее на стройке.

— Какой стройке?

— Сами знаете. В тот день вы где-то испачкали костюм. И на завтрак явились в парадной форме, что выглядело несколько странно.

— Про какую стройку вы говорите?

— Большое здание под названием Дом советов, или «Закопанный робот». Вы шли мимо него, затащили туда Ингу, поглумились над ней и задушили.

— Я не делал этого.

— Делали. И не раз. Вы издевались над своей женой, а когда она ушла от вас, стали охотиться на одиноких девушек. Вас привлекали яркие украшения на их теле. Как это.

Я медленно сняла пиджачок без подкладки и осталась в обтягивающем топе на тонких бретельках, открывавшем полоску живота. В пупке болталась моя сегодняшняя обновка — золотая висюлька с жемчужиной. Коршунов обалдел, когда понял, ради чего я вернулась в салон красоты «Стиль». Решение пришло спонтанно. Я заметила рекламу в витрине и решила на себе проверить реакцию подозреваемого. Мне любезно сделали пирсинг пупка, предупреждая, что будет больно. Наивные. Настоящая боль живет внутри нас. С той, которая снаружи, легко справиться.

Истомин увидел пирсинг. Я следила за его реакцией. Он с минуту молча взирал на мой пупок, а потом осклабился.

— Глупо. Особенно в вашем возрасте. Глупо и больно.

— Зато сексуально, — провоцировала я.

— Только дуры мечтают о сексе, а когда получают его, то уже не хотят. Они отбиваются, но уже поздно. И их…

— Договаривайте. Что происходит с глупыми девчонками?

— Их убивают. На свете полно уродов, которым только дай повод.

— Кроме вас есть другие уроды?

— При чем тут я?!

— Вы изнасиловали и убили Ингу. И вырвали у нее украшения из уха.

— Вырвал? Не делал я этого.

— Чего не делали? Не убивали или не вырывали?.. А может, у вас плохая память, и вы забыли о десятках жертв в Североморске, Мурманске и здесь, на Балтийском побережье? Вы убивали невинных девушек.

— Это не я, — зашипел Истомин.

Я продолжала наседать.

— Вы так боялись собственного безумия, что опасались за жизнь дочери. Вы могли кинуться даже на нее!

— Мне не нравится пирсинг. Из-за него могут напасть.

— Кто? Кто, кроме вас? Или у вас раздвоение личности? Сейчас вы тихий, а после походов, когда долго не видите женщин, превращаетесь в маньяка. У нас есть доказательства вашей причастности к убийствам.

— Это не я, — мотал головой Истомин, — не я.

Его пальцы дрогнули, пакет грохнулся на землю. Он закрыл лицо руками и зарыдал, то и дело повторяя «не я, не я». Я смотрела на его тонкие запястья, и червь сомнения глубже вгрызался в мою стройную версию.

— Что будем с ним делать? — спросил Коршунов.

Я не знала. Я увидела не то, что ожидала. Истомин был напуган, он боялся чего-то, но это был страх слабого человека. Мог ли такой человек на протяжении долгих лет хладнокровно изнасиловать и задушить больше двадцати женщин? Или он так сильно изменился за последний год?

— Уйдите! Оставьте меня в покое, — замахал Истомин руками. — Сначала вешали на меня шпионаж, а теперь убийства. Я не трогал Ингу. Я любил ее. Теперь у меня никого нет. Никто ко мне не приходит. Жена и дочь бросили меня. Остался только один друг. Только один.

— Водка? — спросила я, слегка толкнув ногой пакет. — Можете побеседовать со своим другом. Бутылка даже не разбилась.

— Да что вы понимаете! Мой друг — мой бывший командир. Я все время служил с ним. Он один меня понимает.

Истомин злобно пнул пакет и зашагал к дому, не оборачиваясь. Мы не стали его удерживать.

49 Пятый день, Балтийск, 14-40

— И чего ты добилась? — спросил Кирилл, когда мы вернулись в машину.

Я долгое время молчала, осмысливая разговор с Истоминым. Вспоминала выражение его лица, его реакцию, его фразы.

— Это не он, — решила я. — Ты видел его руки? Они слабые. Он не смог бы задушить даже девушку, а в прошлом году на Куршской косе одновременно с девушкой был задушен двадцатилетний парень, спортсмен с развитой шеей. Его задушили одними руками, без веревки. Для этого нужна незаурядная сила.

— Истомин спивается. Возможно, раньше…

— Соседка сказала, что он начал пить сразу после увольнения. Алкаш не способен на такие убийства.

— Что время делает с людьми, — задумчиво произнес Коршунов и стал набирать чей-то телефон. — У меня же тут одноклассник, Димка Коломиец. Лет десять парня не видел. Он военнослужащий, отличный офицер и надежный друг.

Кириллу ответили. Он заговорил обо всем и ни о чем, как это обычно бывает со старыми приятелями, которых развела жизнь. Один вопрос меня заинтересовал:

— Ты по-прежнему носишь часы на правой руке? Теперь это модно. Ты, дружище, опередил время.

Когда разговор окончился, Кирилл объяснил:

— Димка перед школьным выпускным втрескался в нашу первую красавицу и, чтобы доказать ей свои чувства, выколол на руке ее имя и сердечко, проколотое стрелой. Вот тут, прямо на запястье. Но это не помогло, она его отшила. Во время выпускного она танцевала только со мной. — На лице Коршунова появилась сладкая улыбка. Но он тут же спохватился. — Коломиец попробовал вывести татуировку, но она получилась еще заметнее. А тут в военное училище поступать надо. И он, чтобы скрыть свою глупость, стал носить часы с широким ремешком на правой руке. Вот такая история.

— Герой, — усмехнулась я. — Отбил девушку. Как ее звали?

Кирилл обиделся на мою иронию.

— Димка Коломиец — один из немногих, на кого можно положиться. Если со мной что-нибудь случится, обращайся к нему. Он выручит.

— А что может с тобой случиться? Это же меня хотят «закрыть». Или когда у вас «закрывают проект», убирают всех, причастных к нему?

Коршунов помрачнел и ничего не ответил. Он завел машину и рванул с места, испугав проходящую женщину. Заговорил он, когда мы выехали из Балтийска.