Данэя
Шрифт:
– Они самые!
– Спасибо, Милан. – Дан выключил экран.
– Кто это? – поинтересовался Ги.
– Бывший ученик Йорга. Перешел к нам и был подвергнут профессиональному бойкоту.
– А! Знаю: от Ли.
– Теперь послушай. Милан задумал дело, очень значительное и слишком нужное: найти способы и средства, которыми можно будет помочь исправлять отставание детей.
– Крепко!
– Он откопал отчет, в котором есть упоминание о каких-то исследованиях в этом направлении, проведенных пятнадцать лет назад. Автор отчета – генетик: ни Милан, ни я не можем с ним связаться.
– Ясно, Капитан. Завтра же.
– Он хочет невозможного!
– Почему?
– Выполнение его просьбы будет стоить нам профессионального бойкота. Что тогда?
– То же, что и для этого аспиранта. Ты ведь не стал голосовать за бойкот ему?
– Но я не представляю свою жизнь без генетики!
– Он – тоже. Как видишь.
– Работать в одиночку?
– Хотя бы!
– Как? Ты-то – уже доктор: можешь добиться утверждения темы помимо Совета воспроизводства. А я – ещё докторант? Не смогу защититься – своей лаборатории мне не получить.
– А он – этот Милан? Вообще, всего-навсего аспирант.
– За ним стоит Дан.
– Он поможет и нам.
– Ты что: хочешь полностью примкнуть к Дану?
– А как иначе? Не понимаю только, как же ты на “Дарвине” принял участие?
– Не смог иначе.
– А теперь – можешь? Ты же и не голосовал против Милана.
– Я воздержался. Это – его дело.
– С кем же ты хочешь быть?
– Пока – ни с кем. Ни с нашими, ни с ними. Сам по себе. Заниматься генетикой – и только.
– Не удастся. Либо ты должен быть по-прежнему со всеми генетиками и выступить свидетелем обвинения против Ги, либо уйти от них. В стороне от всего тебе остаться не дадут.
– А ты? Ты – уже всё решил?
– Кажется, да. Я читаю книги Лала Старшего: происходят действительно кошмарные вещи – и мы, генетики, самые активные участники этого.
– Мне надо подумать.
– Только скорей: времени отпущено мало. Но подумай, подумай: хочется, чтобы ты решился, как тогда, на “Дарвине” – и нас было бы трое.
– Ты имеешь в виду Милана?
– Конечно. Я возьму его своим аспирантом. Вы оба сможете защищаться вопреки Совету воспроизводства: от них потребуются лишь заключения – это их обяжут сделать.
– Дадут отрицательные!
– Но решать будут уже не они.
– А если этот Милан сам не захочет?
– Однако!
– Мы же все – мечтаем о славе. И я. И он. Она слишком много значит для каждого – как богатство для людей давних эпох. Зачем нужны ему материалы по исправлению отставания? После того, что он сделал, не видится ли ему в решении – им – такой проблемы лишь возможность добиться славы, на которую он рассчитывал, ещё будучи аспирантом самого Йорга?
– Слава или идея?
– Ну да! Прежде чем жертвовать тем, что я сейчас могу, я хотел бы знать: а настолько ли это великое дело, что ради него они готовы жертвовать это самой славой?
– Если – да?
– Если да, я – с ними.
– И со мной.
– Но ты: пойдешь с ними, если – нет?
И старший
задумался, опустил голову.– Что ж: давай проверим их, – наконец глухо сказал он.
Дан, Лал и Милан бежали к бассейну. Дан – последним. Бег не отвлекал от неотвязной мысли, которая неожиданно пришла поздно вечером. После вызова Ги.
Разговор касался Милана. Генетики хотели узнать, не хочет ли Милан начать задуманную работу вместе с ними: под руководством старшего из них – доктора, Альда? Ги сказал: они просили дать ответ как можно скорей.
Вначале Дан не придал никакого особого значения их вопросу. Милан наверняка обрадуется: сам же сказал, что задача слишком огромная, чтобы в одиночку быстро чего-нибудь добиться. Но потом вдруг с тревогой почувствовал, что это не просто предложение, – даже форма вопроса была не случайной.
Глядя на спину бегущего впереди Милана, он думал, что тому, видимо, придется пройти через очень нелегкое испытание. Этот парень привык первенствовать – и недаром: очень, очень способен – Йорг не случайно взял аспирантом и возлагал на него столько надежд.
То, что он пришел к ним – уже подвиг. Но принеся всё, что имел, в жертву своей любви и новым убеждениям, он не терял уверенности, что в будущем его ждут великие научные свершения, и мучался, пока не нашел цель, достойную по масштабу того, для чего считал себя предназначенным.
Справится ли он сам? Посмотрим.
А вдруг: нет? Если не справится – что тогда? Тогда... Дан пока молчал, обдумывая предстоящий разговор.
Он заговорил, только когда они после бассейна уселись с утренними стаканами сока на скамейке. Лал ушел, залпом проглотив сок. И тогда Дан сообщил Милану предложение генетиков-бунтарей, переданное ему Ги.
И смуглое лицо Милана стало совсем темным: он опустил голову, пряча от Дана глаза. Дан замолчал, не желая ни подталкивать его, ни помогать.
Пройдет или не пройдет Милан эту проверку? Молчит – сидит с опущенной головой, не поднимая глаз. Только свободная рука крепко вцепилась в скамейку.
Придти на помощь? Жалко его: он не виноват, что это заложено в него. Не виноват! И всё же.
Как жалко было Маму, тогда ещё только Эю, почти сломанную страшной, неожиданной смертью Лала. И никто кроме него не мог придти ей на помощь. Одни, двое – он и она – на чужой планете, страшно далеко от Земли. Больше некому было пожалеть её, но он не сделал это. Не мог себе позволить, хоть и очень хотелось: знал – что нельзя. Нужны были силы, душевные, чтобы свершить то, ради чего они туда явились: для этого она должна была справиться сама.
Сейчас не легче. Борьба началась, и в ней нет места слабым. Пусть мучается: пусть! Или – он примет правильное решение, или же... Дан не станет осуждать его, но дальше они пойдут разными путями.
Милан поднял голову.
– Можно мне подумать? – тихо спросил он.
Дан покачал головой:
– Времени в обрез. Если ты не дашь ответ немедленно, они не успеют с ним связаться до своего суда.
– Да, да, – и снова Милан надолго замолчал.
Дан ждал. Они сидели, не замечая никого, пока зал совершенно не опустел.