Даниил Кайгородов

— Боюсь я, Афоня, одна оставаться, — догадываясь о причине внезапного приезда мужа, заговорила спокойно Серафима, — когда тебя нет, не с кем словом перемолвиться, — жаловалась она. — Да и со скотом управляться тяжело.

— Возьми работницу, — сумрачно ответил Афоня и неприязненно посмотрел на жену. — На кордоне когда жили, скота не меньше было, однако управлялась.

— То в лесу, то на заводе. Там кроме сорок да ворон ничего не видишь, затворницей жила, пора бы и вздохнуть посвободнее. Ладно, нашелся добрый человек, вытащил нас из леса, — намекнула она на Мясникова.

— С этим добрым человеком надо нож держать за пазухой, — зло усмехнулся Афоня.

Серафима метнула на мужа яростный взгляд и тут же потупила глаза.

— Сегодня я договорилась с нашим магазинером. У него есть племянник, без дела слоняется. Думаю, взять его к себе? — Серафима выжидательно посмотрела на мужа.

— Что ж, я не супорствую, — после некоторого размышления ответил Афоня.

На следующее утро Данилка вместе с Неофитом пришел к Афоне.

— Ну вот и работника к вам привел, — здороваясь с хозяином, весело сказал Неофит и подтолкнул племянника, прошептав на ухо: — Кланяйся!

Подросток отвесил поясной поклон.

— Жидковат маленько парень, — осматривая Данилку, произнес Афоня.

— Порода такая. Зато на работе крутой, — похвалил Неофит родственника.

Договорились скоро. С Покрова до Пасхи пять рублей деньгами, харч и обутки. Данилка прикинул в уме. Приходилось около рубля в месяц. «Помощь тяте», — подумал он.

Когда Неофит ушел, Данилке стало как-то тоскливо на душе, он молча сел к окну. Вечерние тени легли на вымощенный камнем двор Афони, и от этого богатые постройки раскольника казались еще сумрачнее.

— Садись ужинать, — пригласила Серафима. — Вот твоя чашка и ложка, — ставя на стол посуду, продолжала она. — Если захочешь пить, возьми кружку, а кадка с водой в сенках стоит. Чай мы не пьем.

Данилка был целыми днями занят по хозяйству, даже сходить к Неофиту не удавалось. Серафима при муже относилась к Данилке неласково и отдыха не давала. Но как только Афоня уезжал, отношение хозяйки резко изменялось.

— Иди поешь горячих ватрушек, — однажды позвала она его к себе. — Хватит работать.

За столом спросила ласково:

— Поди, не глянется тебе жить у нас?

— А куда я больше пойду, — доедая ватрушку, ответил Данилка. — В Катав нельзя, у Неофита боязно. Буду жить у вас, пока не прогоните.

— Зачем тебя гнать? Живи, — помолчав, Серафима подвинулась ближе к Данилке. — Сегодня у меня будет гость. Прими его коня, а сам покарауль у ворот. Если увидишь, что хозяин едет, сейчас же ко мне. Понял?

Данилка утвердительно кивнул головой и вышел за ворота. Через час показался всадник. Волевое энергичное лицо с красивой бородкой, важная осанка и одежда приезжего выдавали в нем знатного гостя; бросив взгляд на сидевшего у ворот Данилку, он спросил:

— Афанасий дома?

— Нет, уехал к углежогам.

— А ты что, ихний работник?

— Ага.

— Прими лошадь, расседлывать не надо, — сказал отрывисто приезжий и, поднявшись на крыльцо, толкнул дверь.

Прошло часа два. Из состояния полудремоты Данилку вывел голос Серафимы:

— Даня, подведи коня к крыльцу, — в голосе женщины послышалась незнакомая парню нотка. Вскоре показался гость, поправив висевший с боку кистень, он ловко вскочил в седло.

Вскоре фигура всадника слилась с окружающей темнотой.

Данилка вошел в дом.

— Афанасию ничего не сказывай, — заявила Серафима подростку и, загадочно улыбнувшись, направилась в свою горенку.

В ту ночь Данилка долго ворочался на жесткой постели. Беспокоила мысль о ночном госте. А вдруг Афанасий узнает? Тогда не только хозяйке, но и ему несдобровать.

ГЛАВА 13

Года через два после смерти старшего Твердышева умер его брат Яков. Мясников оказался единственным хозяином восьми заводов, богатейших рудников и лесных угодий.

Соперничать с ним по выплавке чугуна и меди мог лишь Акинфий Демидов. Но тот обосновался на среднем Урале и попыток вытеснить Мясникова с южной гряды Каменного пояса не делал. Хозяин соседнего Саткинского и Златоустовского заводов Василий Мосолов не мог быть соперником, так как принадлежавшие ему рудники по сравнению с огромными залежами на Шуйде и Иркускане были невелики.

Мясников не мог выехать в Симбирск на похороны Якова. И он послал нарочного с наказом жене, чтоб после смерти шурина дом и амбары передала мужу дочери Аграфены — Петру Сергеевичу Дурасову. Сам Иван Семенович в Симбирск не торопился.

Как-то ранней весной в половодье головная барка, что шла с хозяйским железом в Нижний, наскочила на камень и утонула. Несколько человек погибло, в том числе и Афоня. Говорили, что дело тут темное. Будто бы в суматохе Афоню стукнул кистенем какой-то злодей и, бросившись с барки, поплыл к берегу. Болтали про Сеньку, которого видели накануне у причала. Пришлось отправить скитскому старцу Евлампию два воза муки и кое-что из живности на помин души раба божьего Афанасия.

Оставшись без мужа, Серафима решила окончательно прибрать к рукам стареющего Мясникова. Таиться от людей не стала.

— Хочу вольной птицей быть, — говорила она своей соседке, попадье, которая сидела у нее в гостях. Мать Феоктиста да и сама Серафима любили пображничать и разница в вере им не мешала.

— Пускай поп Василий машет кадилом в церкви, — говорила Феоктиста хозяйке, — а мы здесь платочками помашем, — и, опустив с круглых плеч кашемировую шаль, продолжала:

— Ты бы шепнула хозяину насчет моего попа, — гостья подвинулась ближе к Серафиме. — Церковь надо покрасить, а немец денег не дает, — пожаловалась она на Мейера.

— Не послушает Иван Семенович меня, — Серафима отвела лукавые глаза от раскрасневшейся Феоктисты.

— Ой, да не говори ты, — попадья игриво подтолкнула ее плечом, — захочешь, все будет по-твоему. Велишь, и немец полетит. И то прошлый раз отец Василий говорит мне: за нашу соседку я бы камилавку отдал да набедренник [3] в придачу. Скоро ли, говорит, ты мать Феоктиста умрешь? А я умирать не собираюсь и тебе попа Василия не отдам.

Феоктиста подвинула к себе стаканчик с брагой. Серафима улыбнулась задорно.

3

Набедренник — знак награды священнослужителю.