Dantalion

— Понятия не имею, эти двое что-то не поделили.

— Они меня разбудили, этот мерзкий взрыв... — устало зевнул Старк.

Краем глаза Тоши заметила мелькнувшую тень Шиффера. Значит, инквизиция Айзена скоро будет здесь. Шоу продлится недолго, но феерично.

И как и было ожидаемо, Ннойтору с Гранцем вскоре остановили.

Вместо Айзена подоспели Тоусен с Ичимару. Первый – остановить, а второй – как всегда повеселиться.

— Ну вот, я надеялся лично посмотреть на бой хоть еще немного, — посетовал Гин.

Первым вернул форму в занпакто Гранц. Чтобы утихомирить Ннойтору пришлось еще немного попотеть. Но в итоге на вопрос, какого черта они устроили, Ннойтора лишь разразился оскорблением и угрозами.

— Из-за твоей чертовой водки, которую притащила сучка-синигами!..

— Водки? Синигами?

Вот этого Тоши и боялась. Гранц был всегда объективнее и, как ни странно, спокойнее. Он сразу же догадался, по одному взгляду, который он направил наверх, где стояла Тоши, и ученая поняла, что уйти от ответственности не получится. Но как ни странно, Джилге он ничего не сказал. Зато синигами услышала хлопок за спиной, а Гранц из поля зрения исчез. Когда блондинка развернулась, к глазам её уже приближалась сталь Форникараса. Она бы не успела ни использовать сюнпо, ни увернуться. Однако занпакто оказался перехвачен, буквально перед её носом.

Сердце отдало несколько ударов, Орикава с трудом сфокусировала взгляд на спасителе, и в душе защемило лишь сильнее.

— Гриммджоу, не лезь не в свое дело, — холодным тоном отчеканил Гранц и попытался убрать занпакто, но Секста крепко держал его.

Джагерджак хищно оскалился.

— А то что? Позовёшь своего облысевшего дружка?

Гранц возмущенно прошипел. Секста без каких-либо усилий ототкнул холодную сталь вместе с арранкаром, которого тут же окружили.

Дебоширов увели, зеваки постепенно развеялись. Лишь Тоши продолжала стоять, не в силах пошевелиться. Как только Джагерджак сделал несколько шагов назад, девушка, наконец, нашла силы произнести хоть что-то.

— Гриммджоу, постой! Спасибо…

Но она не успела договорить: Секста вдавил её в перила, прижав всем телом, перекрыв пути к отступлению расставленными по бокам от её тела руками. Ученой оставалось лишь облокотиться назад, прогнув спину и запрокинув голову. Голубой взгляд прожигал до самых костей, язык вдруг сразу присох к нёбу, не желая шевелиться, а сердце, казалось, ушло в пятки. Эспадовец наклонился к уху и раздражённо прорычал, обжигая дыханием:

— Еще хоть раз подойдешь ко мне, обратишься или в этом духе, я размажу тебя об стенку, синигами. Чтобы я тебя возле себя больше не видел.

Тоши ничего не могла понять, что произошло? Секста ударил по перилам, словно подтверждая свои слова, и стремительно направился прочь. Синигами же сползла на пол, пытаясь проглотить застрявший горький ком из невыплаканных слез. Она не понимала, из-за чего именно Секста вдруг взбесился. Ведь все было хорошо, хотя вряд ли их отношения вообще можно было назвать хорошими или хотя бы нормальными. Но Тоши чувствовала себя виноватой хотя бы своей изменой. Вот уж абсурд, она не чувствовала себя виноватой перед Айзеном, но вот перед Секстой — да.

— Во что я только ввязалась.

Тоши доставили в тронный зал Владыки спустя несколько часов после случившегося инцидента. Как только ученая вошла, Айзен поднялся с центрального места круглого стола и подошел к девушке, положив теплую ладонь на бледную щеку.

— Сегодня я услышал забавную историю от Ннойторы.

Орикава прикрыла глаза. Что же, есть несколько вариантов развития событий. Ичимару сдал её, просмотрев записи камер, Ннойтора поведал душещипательную историю о ночной попойке. А Гранц подтвердил, что ничего у него не похищали. Или…

— Гранц сказал, что ты перепутала его образцы и взяла слабый яд. Ннойтору быстро восстановят в лазарете.

«Интересно. Гранц прикрыл меня. Нужно будет завтра узнать, что он хочет от меня взамен, вскрыть мой череп?».

— Но я рад, что ты неплохо находишь общий язык с эспадовцами.

Тоши чувствовала себя школьницей на приеме у директора. Становилось до абсурда смешно от всей ситуации, однако стало не до шуток, когда Соуске грубо поднял её лицо за подбородок.

— Особенно с Секстой Эспады.

Внутри у Тоши все похолодело, но она нашлась, что ответить:

— Я не совсем понимаю смысл ваших слов. Он меня ненавидит. И никогда этого не скрывал.

— У ненависти есть и другая сторона.

— В смысле?

— Это как медаль, которую подбрасываешь в воздух, все зависит от того, какой стороной она ляжет.

— И какая же обратная сторона?

Айзен за руку провел Тоши к столу, усадив её на место по правую руку от своего законного места и, успокаивающе дотронувшись до плеча, после паузы ответил:

— Каждый называет это по-разному, привязанность, похоть, любовь, какое слово тебе нравится больше.

— Айзен-сама, мне вот стало интересно. А вы когда-нибудь любили?

Айзен удивленно взглянул. Произнесенный вопрос Тоши звучал так, будто она никогда и не тешила надежд о любви со стороны Владыки, и прекрасно понимала свое положение. Соуске присел, и задумчиво очертив контур подбородка, горько усмехнулся.

— У меня было увлечение по молодости, немного ослепившее ясность ума.

— Тоже граничащее с ненавистью?

— Можно сказать и так.

— И чем же все закончилось?

— Я убил её.

Тоши вздрогнула, взглянув в глаза, полные холода и жестокости, слова его были пропитаны лишь удовольствием от сказанного.

Орикава не могла произнести ни слова. Все-таки она услышала то, что должна была. В сознании всплыли слова Урахары о том, что Айзен убил Тауру. Так значит, этой девушкой и была Мэй? Но зачем он это сделал, если любил её? Но ведь если она спросит, все равно не получит ответа. Однако, в сердце Тоши появилась одна противно щемящая мысль. «Я её замена».

— И что же? Ни разу не жалели?

— Нисколько. Для неё это было скорее божественное снисхождение, она сама сделала свой выбор.

— Айзен-сама…. Этой девушкой была Мэй Таура?

Но её вопрос проигнорировали как пустой звук, как она и ожидала. Тоши вскочила, когда Айзен резко поднялся, она попятилась назад, инстинктивно. Но он перехватил её.

— Боишься меня?

— Нет.

Так и было, эмоции Тоши нисколько не поменялись, глаза смотрели прямо и уверенно. Ни один мускул не дрогнул, не говоря о теле. Рука Соуске легла на её грудь в районе сердца, и на лице всплыла сардоническая ухмылка.