Dantalion
Шрифт:
Орикава отвела дрожащий взгляд в сторону, стиснув зубы сильнее, когда лезвие спустилось от шеи к груди, разрезая ткань.
— Он сказал, что вы убили её.
В глазах Соуске мелькнула искра, что заставила на его губах расцвести мечтательную улыбку, словно ностальгическое чувство переполнило его сердце, после чего чуть склонив голову набок, он ответил спокойным вкрадчивым голосом, как всегда говорил будучи капитаном в Серетее.
— Верно, хочу заметить, что и этого я не скрывал от тебя. Если не считать деталей о том, что именно я с ней сделал, — на последних словах голос прорезали стальные нотки,
— Таура оказалась глупой женщиной, что не оправдала моих ожиданий, и мне пришлось поступить с ней так, как она того заслуживала.
Тоши чуть вскрикнула, когда её опрокинули назад, надавив холодной сталью.
— Я изнасиловал её и раскромсал её тело этим же клинком. Теперь я удовлетворил твое любопытство?
Перед глазами Тоши стояла лишь взметнувшаяся над её телом сталь занпакто, что фатально приближалась к ней.
— Стойте, Айзен-сама!
За дверью покоев Тоши разнесся лишь раздирающий вопль, но столь короткий, что могло показаться, будто его и не было.
Как ни странно, но собрание задерживалось, Айзена не было на месте, и поэтому, будучи самым нетерпеливым арранкаром, Гриммджоу слинял от неимоверной скуки, пропустив мимо ушей замечания Кватры. Учитывая, что некоторые и вовсе не пришли, ему здесь точно делать нечего. Зато время можно было скоротать, потрепав нервы синигами, которая одним своим безумным присутствием точно не заставит скучать. Джагерджак направлялся в крыло её покоев, когда из-за угла вышел Айзен, спрятав руки в карманы и направляясь в его сторону. Скорее всего, от Тоши. Гриммджоу, не меняя курса, заметно ощетинившись, едва скрывая свое раздражение и непокорность, прошел мимо, даже не взглянув на Владыку, но замедлил шаг, когда услышал голос того:
— Не стоит беспокоить Тоши. Ей сегодня нездоровится.
Секста Эспады остановился, не оборачиваясь. Он не видел лица Айзена, но уверен, что сарказм так и сквозил в его словах. Не убил же он её? Естественно, не слушая наставления «бога», Гриммджоу все-таки ворвался в покои ученой, но вместо неё обнаружил лишь прислугу из двух самок нумеросов, что сновали перед кроватью, меняя простыни.
— Где эта синигами? — раздражённо спросил Секста.
Арранкарши переглянулись, странно побледнев, и вместо ответа лишь раскрыли рты. Гриммджоу от накипающей злости сжал косяк двери так, что тот треснул под его пальцами. А кровь ударила в голову лишь сильнее, когда он заметил окровавленную простынь в руках одной из арранкарш. Гриммджоу тут же переместился перед ней и, схватив за горло, прижал к стене, прорычав:
— Где?
— М-мы не знаем! Орикава-сама, она… её уже не было, когда нас вызвали, клянемся!
Презрительно сплюнув и отпустив арранкаршу, чья шея все-таки хрустнула в руке эспадовца, оповещая о смертельном исходе, Гриммджоу направился в единственное место, куда Тоши могла отправиться, если, конечно же, она была в состоянии вообще передвигаться.
Стоило только приблизиться к лаборатории Заэля, как до арранкара уже донесся истошный женский вопль, в тембре которого он узнал синигами. Переместившись в сонидо, Джагердак выбил заблокированную дверь ногой, застав более чем странную картину.
Весь взъерошенный
Гранц с расцарапанным лицом и со шприцом в руке, явно пытался что-то вколоть пациентке, что в разорванной одежде продолжала вопить. Порезы из кровавых узоров обрамляли почти все тело, но не были смертельными. Всего лишь царапины, из-за которых вряд ли бы синигами так вопила. Фракция Труляля и Траляля, как называл её про себя Гриммджоу, сновала, прыгая вокруг операционного стола, пытаясь утихомирить Тоши.— Что за херня здесь творится? – задал вполне логичный вопрос Секста.
— Гриммджоу, — раздражённо процедил Гранц, — помоги мне! Возьми её!
— Он отрубил их! Этот ублюдок отрубил мне руки! – наконец разобрал Гриммджоу, что именно вопила Орикава.
Однако руки девушки были на месте.
Тоши стеклянными слезящимися глазами смотрела на руки, продолжая кричать: «Мои руки! Больно! Мне больно!».
Глаза Гранца и Джагерджака показывали правду, но вот в измученных очах Тоши вместо её ладоней торчали развороченные кости и куски плоти от обрубленных кистей, из которых сочились кровавые реки, что пламенем съедали её кожу и плоть, заставляя извиваться.
— Ты свихнулась, синигами? На месте твои руки!
Гриммджоу перехватил её поддых, оттянув на другой конец операционного стола, дав несколько слабых оплеух по щекам, но та продолжала содрогаться, рыдать и кричать.
— Он отрубил мне их. Отрубил, чтобы я больше никогда ни к кому не смогла прикоснуться.
Гриммджоу сжал тело синигами, чувствуя, как его самого начинает трясти от ярости. Теперь он понял. Айзен что-то сделал с ней с помощью своей силы.
— Эй, послушай меня! Посмотри сюда!
Гриммджоу, схватил её за затылок, заставляя посмотреть в глаза, но Орикава не отрывала взгляда от обрубков, какими она их видела.
— Это всего лишь иллюзия! Твои руки на месте!
— НЕТ! Я ЧУВСТВУЮ БОЛЬ! Я СЕЙЧАС УМРУ! Я ТАК НЕ МОГУ!
Джагержак прорычав, схватил её за руку, болезненно сжав. Тоши тут же смолкла, прикатив истерику. И в это время Гранц наконец ввёл иглу шприца ей в шею.
— Я чувствую, — дрогнувшим голосом выдохнула Тоши. – Я чувствую, как ты держишь меня за руку.
Очередная слеза скатилась по щеке, после чего веки Тоши накрыло будто свинцом, и она потеряла сознание в руках эспадовца.
Измученное тело обмякло, Секста, не выпуская её руки из своей, опустил на стол, после чего перевел угрожающий взгляд на не менее измученного Заэля, что со шприцем в руке развел руками.
— Не спрашивай, я знаю не больше твоего. Она ворвалась ко мне в лабораторию уже в агонии, вопя, чтобы я что-нибудь сделал с её руками.
— Айзен? – прорычал Гриммджоу, стиснув зубы.
— Вероятнее всего. А точнее Кьека Суйгецу. Скорее всего, она увидела в его иллюзии, как он отрубил ей руки. Жутковатая, но в то же время завораживающая способность.
Выпустив руку синигами, что повисла в воздухе с края стола, Гриммджоу метнулся на выход.
— Ты ведь не собираешься идти к Владыке и устраивать разбор полетов? Это очень иррациональное решение, хочу заметить.
Гранц был прав, Гриммджоу остановился у выбитой двери, взглянув на стол, где, умиротворённым насильственным сном, лежала ученая, на чьем теле запеклась засохшая кровь от порезов.