Дар кариатид
Шрифт:
Но новость дошла и до ушей мужа.
— Пусть на глаза мне больше не показывается! — метал он невидимые молнии.
Наталья плакала и тихо причитала:
— Ведь сын твой, Степан, сын родной.
Рука главы семьи поднималась и бессильно опускалась.
Не понять, нет, не понять супруге, как грустно, как больно, если сын ни в грош не ставит родного отца, ни кулака, ни слова не боится. Ну да что толку винить ее, кроткую белую голубку, в том, что сын слишком рано покинул родное гнездо?
Вместе с ветреной, теплой нежностью марта
Змейкой она проскальзывала в душу откуда-то из запредельных глубин мироздания, и вот смолкали вокруг все голоса, и оставался только один, насмешливый, страшный.
«Ты одна на земле, — лгал он снова и снова. — Ты одна во Вселенной, одна, совершенно одна».
— Роза! — звала девочка куклу в такие минуты, и красавица в розовом облачке платья оказывалась рядом.
Нина часами разговаривала с куклой, лишь бы смолк или хотя бы стал немного тише страшный голос, иногда звучавший снаружи, а иногда как будто из самого сердца.
«Ты одна», — иногда шептал он на ухо, даже если рядом были мама, папа и Толик.
Только Роза знала о злом невидимке, поселившимся недавно в светлой комнате. А может быть, голос жил сам по себе.
Но если рассказать о нем родителям и брату, скажут: «Не может быть». Нет, не поверят.
А Роза верила. И может быть, даже слышала страшный, насмешливый голос.
Роза умеет слушать и все понимает, как настоящая девочка. Но есть ли у Розы душа, о которой рассказывала бабушка? Она где-то рядом с сердцем… И если у кукол есть души, то у Розы она теплая и мягкая, как солнце в апреле.
Апрель… Он опять наступил незаметно, но как будто никогда не покидал казанские улицы.
«С добрым утром!» — заглядывал он в окна по утрам, чирикал в лужах с воробьями, рассыпал на лицах ребят веснушки — поцелуи весеннего солнца.
В апреле у Нины появилась новая подруга. Она была не так красива, как Роза, и платье ее было не розовым — неопределенные темные, как у взрослых, наряды. Она часто кричала и могла обозвать. Но и Нина не оставалась в долгу, но никогда не обижалась всерьез и заранее знала, все равно ведь кто-нибудь да скажет первой: «Давай помиримся». А другая чуть-чуть помолчит, торжествуя, и радостно откликнется: «Давай!»
Подругу звали Галочка. Той весной ей было пять лет — на год больше, чем Нине.
У Галочки раскосые глаза и черные волосы — татарочка. Она взрослая, умная девочка и тоже любит сказки. Ей тоже сразу понравилась Роза. Так понравилась, что Галочка подошла во дворе к Нине, посмотрела ей прямо в глаза и тут же опустила ресницы:
«Дай мне поиграть твоей куклой. Пожалуйста».
Нина протянула девочке куклу.
У Галочки никогда не было своих игрушек, и в ее доме никогда не сверкала серебряным дождиком новогодняя елка.
«Если бы мою маму украли разбойники, — представляла Галя, — твоя мама взяла бы меня к себе, и я бы играла твоей куклой столько, сколько захочу».
Девочка вздыхала и тут же торопливо добавляла: «Только пусть это будут добрые разбойники».
Нина рассказала новой подруге, что станет когда-нибудь дрессировщицей тигров. И даже обещала взять с собой на представление. Когда-нибудь.
Когда Сережа вернется домой.Вот только когда он вернется? Папу спрашивать бесполезно — только отводит глаза. Молчит и мама. Родители стали теперь задумчивыми, невеселыми. И Толик как будто что-то скрывает.
Скорее бы уж вернулся старший брат, а с ним и праздник под крышу красивого дома.
Новая подруга слушала с распахнутыми глазами, как весь цирк аплодировал Сереже, когда он выехал на арену на сером козле. Даже дрессировщиков тигров не встречали так радостно!
Галочка никогда не была в цирке, никогда не видела живых тигров. Зато ей разрешалось бродить хоть по всей Казани. А еще Галочка по секрету рассказала Нине, что за кремлем разбойники рассыпали клад.
И, правда, там оказалось много-много разноцветных камешков. Старшая подруга уверяла, что все они волшебные. А как она дралась с мальчишками! Настоящая разбойница!
С утра Нина ждала, когда Галочка выйдет на улицу. Роза, забытая, обиженная, часами сидела на подушке, а ее хозяйка стояла у окна.
Город звал мяуканьем кошек, боевыми кличами мальчишек, мерными пересудами старушек возле дома.
Но стоит только выйти Галочке, и каждый камень во дворе станет потайной дверью, ведущей в подземелье, а каждое дерево — заколдованным принцем.
И тогда Нина окликнет подружку из окна и поспешит к ней на улицу.
С приходом весны Наталья часто оставляла окна открытыми.
Свет и тепло входили в комнату, невидимыми кошками играли с невидимыми мышками, и казалось, будто это ветер запутался в складках кремовых штор.
Невидимые кошки звали поближе к солнцу, и как-то раз очень кстати кто-то поставил к подоконнику стул. Нина взобралась на него. Оказалось, это совсем не сложно. Зато двор сразу кажется ближе и больше. Девочка перебралась на подоконник и свесила ноги на улицу.
Так вот что такое весна! Когда солнце близко-близко и светит ярко-ярко, и хочется смеяться, даже если кто-то невидимый и страшный бормочет из угла обычную свою скороговорку.
Нет, не одна! Есть мама и папа. И Толик. И скоро вернется Сережа. Есть Роза и Галочка. Молчи! Не одна! не одна!! не одна!!!
Девочка засмеялась и поболтала в воздухе ногами.
Противный голос смолк и вдруг взметнулся к окну со двора сотней невидимых кошек.
Нина вскрикнула и соскользнула с подоконника.
— Не плачь! Ну… не надо.
Девочка снова стояла в светлой комнате и размазывала сжатыми кулачками слезы по щекам.
Падая, она пыталась схватиться за воздух, но что-то чудом удержало на краю.
Чудом оказались руки отца, большие сильные руки крестьянина.
Еще бы секунда, и… Степан молча поставил дочь на пол, и сильные руки обвисли плетьми. Нина посмотрела в глаза отца и заплакала, а он не знал, что сказать, и повторял теперь, как заклинание: «не плачь, не плачь».
Беда навалилась тяжело, неожиданно, как будто обрушились стены. Разом четыре стены.
Нет, это началось не сразу. Нина помнила тот день так же хорошо, как елку в доме тети Полины.