Дар памяти

Так. Это что-то новенькое, - Анабелла достает, наконец, из кармана палочку и проверяет какие-то чары. Потом, судя по движениям, снимает их. Вздыхает. – Что ты еще придумал?

Я?

Ты. Кто же еще?! Беспорядок ему, видите ли, помешал! Портрет отца-то выносить на улицу зачем было?

На секунду мне кажется, что она сошла с ума. Но, следуя движению ее руки, я оглядываюсь и нахожу, что на месте закрытых холстом портретов теперь обычные обои. То есть я что, просто взял и убрал отсюда все, что меня не устраивало? На столике перед камином стоят чайник и две чашки с дымящимся чаем. Ничего себе! Я, что, дорос до магии, доступной Альбусу?

Сама же говорила, что он тебе мешает, - пытаюсь говорить с вызовом, но все еще чувствую себя не в своей тарелке.

Анабелла вздыхает.

– Был бы он жив, я б его убила. Еще раз, - говорит она. – А так – он иногда даже советы дает. Нужные.

Я смотрю на нее во все глаза.

Будто бы ты этого не знаешь, Снейп?! – восклицает Анабелла. – Сам же мне рассказал про проклятье болотной гнили.

Вот почему она тогда так напряглась, оказывается. Что ж, не рой другому яму. Интересно, как иначе сильная ведьма с темными наклонностями может отреагировать на то, что собственный отец наградил ее таким страшным проклятием? Благодаря ему, все ее мужья будут умирать вскоре после свадьбы. И повторяться это будет до тех пор, пока один из них не полюбит ее так сильно, что будет жизнь за нее готов отдать. Причем, чем меньше муж ее любит, тем быстрее и мучительнее его смерть. Отец Блейза продержался дольше всех и умер, когда тому было лет пять. Из следующих мужей ни один не прожил с Анабеллой и года. И все это из-за того, что она в 16 лет захотела выйти замуж вопреки воле отца.

Хорошо, я дам тебе эльфа. Дальше что?

Дальше мне нужно посмотреть, что творится в твоих мозгах. Нет ли там Обливиэйтов или следов других вмешательств в память.

Показать тебе ВСЕ?

Я медленно подхожу к дивану и сажусь напротив нее, сцепляя руки на коленях:

– Ты хочешь защитить Блейза или нет?

Он – все, что у меня осталось, - говорит она, подумав. – Он – единственный наследник моего рода. Ради того, чтобы защитить его и найти эту тварь, я сделаю все, что угодно, Северус. Даже умру.

Сидя в восемь вечера с чашкой ароматного чая перед камином у себя в подземельях, я вспоминаю ее слова. В них нет никакого пафоса. И по мне, так это – квинтэссенция Слизерина. Считается, что храбрецы у нас все в Гриффиндоре. Но возьми любого из тех, кто пошел служить к Лорду – каждый из них умрет за своего наследника. Люциус может сколько угодно не вылезать из чужих постелей, но придет беда – он встанет плечом к плечу с Нарциссой и умрет за Драко. И Нарцисса, когда отчаянно влюбилась в Тони, просила не приворотного, а отворотного…

Поэтому, хоть я и мечтаю дождаться того дня, когда заменю в своем шкафу книги о родословных на какой-нибудь «Европейский реестр противоядий», все же легко могу понять тех, кто отстаивает чистую кровь. Для них это не какая-то там абстракция, за этими словами стоит семья, род со своими традициями. Засилье же умных магглорожденных – это угроза потери клановой власти, угроза того, что прославленный род лишится уважения.

Когда-то я в самом деле разделял идеалы своего факультета. Любовь к Слизерину передалась мне, что называется, с молоком матери. Она обожала свой факультет. Кроме того, согласно генеалогии Принцев, все мои предки учились именно здесь. Безотносительно к корням Слизерин мне нравился тем, что называется аристократизмом в лучшем смысле – утонченностью манер, умением не только использовать мозги, но и обуздывать свои порывы. Гриффиндор же, особенно компашка Блэка и Поттера, ассоциировался с пьяным отцом, который временами ненавидел мою мать примерно так же, как Гриффиндор Слизерин.

То, что Лили попала на Гриффиндор, было для меня трагедией века, невероятной ошибкой судьбы. Много лет я придумывал себе, что она была достойна Слизерина. Собственно, здесь я делал ту же ошибку, что и Альбус, всю жизнь потакавший своему факультету. Для него Гриффиндор действительно лучший, и я уверен, что люби он меня, он бы счел ошибкой мое попадание в Слизерин.

Кстати, об ошибках Альбуса. Мне всегда казалось, что он знал о многом из происходящего в Хогвартсе и просто закрывал на это глаза, опять же, возможно, прикрывая собственный факультет. Теперь я уже не так в этом уверен. Я очень пристально слежу за всем, что творится на моем факультете, и все же фактически изнасилование, притом многократное и многомесячное Блейза Хиггсом и Флинтом ускользнуло от моего внимания. А ведь Альбус был директором, значит, находился на куда большем расстоянии от происходивших в Хогвартсе событий. Кроме того, полагаю, немалую долю времени у него отнимала борьба с Темным Лордом.

Лили, мне кажется, обладала меньшей предвзятостью, чем кто-либо еще. Не зря же она согласилась дружить со мной, несмотря на то, что я жил в самом неблагополучном районе города, носил блузки матери и обладал отнюдь не самым уживчивым характером. Она просто любила людей. Предубеждения против Слизерина у нее тоже не было. Но моих так называемых друзей она раскусила сразу. Я же был слеп как крот. Сколько-то лет я и вправду верил, что нечистая кровь и магглы - это ужасно. Не знаю, откуда на самом деле взялись у меня эти воззрения, но дома они очень хорошо подтверждались свинством отца, многочисленными кулачными боями в нашем тупике и на соседних улицах, а также поведением Петунии. На Слизерине же все эти наблюдения, в свою очередь, попали на благодатную почву.

С каждым годом мои друзья зарывались все больше, и я вместе с ними. Лили без конца пыталась оторвать меня от них, но когда-то и ее огромное терпение должно было лопнуть. Оно и лопнуло. Не тогда, когда я в запале обозвал ее грязнокровкой, может быть, на полгода раньше, когда я понял, что она вдруг перестала мне верить. Наша дружба держалась уже на волоске, а я в своей упертости предпочел этого не замечать. Мы стали ссориться, и Лили после ссор все дольше сердилась на меня, но даже это не заставило меня взглянуть на все происходящее под другим углом. Так ведь хотелось почувствовать себя умным, значащим. Лили просто ошибается, говорил я себе.

А потом случилась та история с Мэри Макдональд, подругой Лили. И даже этого я не понял. Для меня Мэри была всего лишь какая-то Мэри. Она существовала отдельно, не в том мире, где были мои друзья, правильные чистокровные слизеринцы и Лили.

Честно говоря, я и сам толком не знал, что Мальсибер сделал с Макдональд. У меня в тот вечер в Выручай-комнате стояло зелье для Малфоя, и я пришел на вечеринку слизеринцев только к концу. Из всего, что мне успели наговорить при входе, явствовало, что Рожер применил к ней Конфундус, чтобы привести ее в подземелья, и еще какое-то заклинание. Когда я вошел в гостиную, Макдональд сидела на полу у кресла и тихо всхлипывала, и парни явно не знали, что с ней делать. Спрашивать, что случилось, я не стал, так как после паров реакции толченой раковины яркополза и рвотного камня у меня дико болела голова, и мне было, мягко говоря, не до Макдональд. А потом уже не хотелось показывать свою неосведомленность. Легиллименцией я тогда еще не владел.

Как бы то ни было, Лили была права на все сто. Мне действительно было плевать на всех, кроме нее. Даже сейчас невыносимо стыдно думать о том, как я себя вел. Когда Лили узнала про Макдональд, я испытывал лишь досаду на то, что ребята не смогли наложить на девчонку качественный Обливиэйт. Я был ослеплен настолько, что не замечал очевидных вещей. И даже окончательный разрыв с Лили не отрезвил меня. Впрочем, я вообще не хотел об этом задумываться. На тот момент хотелось лишь заглушить душевную боль, и под рукой, как нельзя кстати, оказался Люциус, пригласивший меня провести каникулы в Малфой-мэнор. И с этих дней, именно с этих, пути назад уже не было.

Наверное, я мало что могу сказать в свое оправдание. Разве то только, что я действительно не представлял, куда и на что я подписывался, получая свое тавро. С первых же дней у Пожирателей мои идеалы рухнули. Но уходить было некуда. Попробуй уйди, когда на руке у тебя красуется череп со змеей.

Хотя, возможно, уходить мне было и незачем. Родители к тому моменту умерли, и я был востребован только в одном месте – в окружении Лорда. И раз уж, как мне казалось, изменить было ничего нельзя, я решил выживать там.