Дар памяти

Можно было перенестись прямо в комнаты, но Фелиппе решил для начала успокоиться. Сердце не стучало – казалось, в него продели леску и теперь дергают за нее. И это было не столько больно, сколько противно. После первой радости его вообще накрыла паника, и он чуть не аппарировал к черту на кулички, но, по счастью, успел подумать, что это может сделать в любой момент. Эрнесто всего лишь врач, и хоть у него есть навыки боевой магии, но от навыков полицейского они далеки, и след аппарации того, кто привычен к погоне и к уходу от погони, ему точно не распутать.

Раздираемый столь противоречивыми чувствами, Фелиппе добрел до крыльца и на всякий случай проверил сохранность чар. Нет, все в порядке. Конечно, кроме Эрнесто, прямо в его спальню могли аппарировать еще двое – Мария Инесса как глава рода и Северус, с которым у него установилась какая-то странная связь, возможно, через магический долг из-за спасения жизни, Фелиппе было пока некогда в этом разбираться. Но Северусу после ритуала точно не до него, и Северус как раз не стал бы аппарировать прямо в спальню. Он пользовался связью только тогда, когда Фелиппе был болен, а после всегда проявлял вежливость и звонил в дверь. Мария Инесса же пока вообще не вставала с постели. Да и аппарировала бы скорее в гостиную. Кто уж и стал бы проявлять такую наглость – вламываться в спальню хозяина в его отсутствие, так это точно Эрнесто. Детство его прошло в бедном квартале, где понятие личных границ было весьма расплывчато. Как следствие, его правила приличия никогда особо не беспокоили.

С другой стороны, что бы Эрнесто делать здесь, когда он должен быть со всеми?

Фелиппе открыл дверь и поднялся на второй этаж. И по мере приближения к собственным комнатам ему становилось все страшнее. Эрнесто раньше явно дал понять, что между ними все кончено, и даже с дружбой у них не слишком-то вышло. Что, если что-то случилось с Ромулу?

На площадке было тихо, но из-под закрытой двери тянуло куревом. Помедлив, Фелиппе распахнул дверь.

Эрнесто, в одних только брюках и рубашке с закатанными рукавами, с полуразвязанным галстуком, с разлохмаченной шевелюрой, сидел на столе, прямо на картах, которые Фелиппе раскладывал с утра с такой тщательностью, и стряхивал пепел в бронзовое нечто. Судя по цвету, до трансфигурации оно было статуэткой, стоявшей на камине между фотографиями и вазочкой с печеньем. Статуэтка изображала полицейского, который держал в руках призрачно-мерцающую Италию, и Фелиппе получил ее вместе со званием «Полицейский года» четыре года назад. Статуэтку делал тот же скульптор, что и фонтан, но она в любом случае была дорога Фелиппе как некое напоминание, что он делал свою работу не напрасно.

Мантия Эрнесто сырым, грязным комом валялась прямо на полу. Фелиппе поднял ее и аккуратно распрямил на спинке кресла.

Я надеюсь, что ты сможешь трансфигурировать статуэтку обратно, - с сомнением сказал он. Вильярдо не были особенно сильны в этой науке, и Эрнесто на его памяти даже не пытался ей заниматься.

В крайнем случае отволочем ее Марии Инессе, - отмахнулся тот.

Фелиппе только вздохнул. Не каждому предмету можно было вернуть первоначальный вид даже при правильной трансфигурации, а уж при неудачной - тем более.

Он встал посреди комнаты, раздумывая, какую занять позицию относительно Эрнесто. Слишком близко находиться нельзя, потому что… потому что, кажется, уже начинает сносить крышу, а слишком далеко… быть с Эрнесто в одной комнате и быть слишком далеко – в общем, хуже и не придумаешь. Фелиппе вынул палочку, придвинул ближе другой стол и сел на него так, чтобы оказаться в пяти футах.

Эрнесто курил молча, но лице его, хоть и напряженное, не было мрачным.

Он вернется, - сказал Фелиппе. – Они всегда возвращаются.

Эрнесто кивнул.

Ты с этим носатым красавчиком? – неожиданно спросил он.

Фелиппе замер. Леска натянулась до предела - вот-вот оборвется, и, конечно, ее концы сейчас были однозначно в руках Эрнесто.

Нет.

Хорошо, - как-то очень просто ответил Эрнесто и снова стряхнул пепел.

Нет, ну тебе-то это зачем? – вспылил Фелиппе. – Или тебе нужно убедиться, что ты не зря меня послал? Что такая шлюха, подстилка, ничтожество, раздвигающее ноги перед каждым встречным, не нужно никому?

Он вынул палочку, вырвал заклинанием пачку сигарет из кармана брюк Эрнесто и закурил. Руки тряслись.

Я не жду, что ты поймешь сразу, - сказал Эрнесто спокойно. – Но ты поймешь.

Что я пойму, к чертовой матери? Что я должен понять?! Что ты приходишь, когда тебе вздумается, уничтожаешь меня и уходишь, мелко наслаждаясь тем, что тряпка вроде меня втрескалась в тебя настолько, что у нее нет никаких сил выкинуть тебя из своей жизни? Да ради бога, наслаждайся. Продолжай в том же духе. Как будто это что-то может изменить… - он прикрыл глаза рукой. Зажженная сигарета выпала из пальцев, но Фелиппе было все равно.

Пусть хоть вся халупа сгорит. Тем более будет повод ее поменять.

Агуаменти, - сказал Эрнесто, и Фелиппе окатило водой по ногам. Впрочем, его тут же высушили. – Пиппе, посмотри на меня.

Иди в жопу.

Я пойду в жопу, но попозже, - ласково согласился Эрнесто. – И она будет твоей.

Фелиппе вскинулся, выставил палочку:

Вон.

Эрнесто покачал головой:

Не сейчас, когда выслушаешь.

Тогда я сам уйду.

Экспеллеармус! – палочка Фелиппе оказалась в ладони Эрнесто.

Фелиппе попытался вышибить палочку невербально беспалочковой магией, но ничего не получилось.

Придурок, - бросил он и пошел к выходу из комнаты.

Я втрескался в тебя с первого взгляда, - сказал ему в спину Эрнесто.

Что?

Эрнесто вздохнул.

Как же ты всегда был озабочен, Пиппе, полюбят тебя, не полюбят, бросят, не бросят. Тебе и в голову не приходило, что чувствует другая сторона.

Я не понимаю, - пробормотал Фелиппе.

Ну вот представь себе мальчишку четырнадцати лет, гопоту, главаря школьной банды, но в сексуальном плане абсолютно неискушенного, у него первые мокрые сны, исключительно о девочках, и в голове подвиги во славу девочек, и он для всех такой мачо, и вдруг, блядь, появляется такой красавец семнадцатилетний, взрослый и серьезный весь, с глубоким ясным взглядом синих глаз. И все. Мир гопоты развалился, а красавчик и не заметил.

Фелиппе в глубоком шоке смотрел на него.

Но ты… ты никогда… и ты же со всеми…

Так кто из нас кого считает шлюхой? – осклабился Эрнесто. – Кто?

Но ты же… если был я, почему ты не сразу ко мне? Я не понимаю.

Ну вначале ты исчез на пару лет, а я был вынужден как-то примиряться со своей ориентацией. Точнее, пытаться примириться. Не могу сказать, что из этого что-то вышло. Потом ты уехал в Америку. А потом я уже решил, что нечего мне… пачкать тебя. Вы все обо мне были не лучшего мнения, ну и я о себе такого же был. – Эрнесто замолчал и, вернув себе пачку, потянулся за новой сигаретой.

Фелиппе скинул мантию, закатал рукава рубашки и сел рядом с ним, почти касаясь плечом.

А потом? – спросил он. – Мы ведь были вместе. Почему ты сбежал?

Пророчество, - устало пояснил Эрнесто.

Что?

Ты рассказал мне про пророчество, и тебе и в голову не пришло, что по этому поводу буду чувствовать я, правда? Ты так восторженно пускал слюни оттого, что умрешь в бою, рядом с любимым. И вот, блядь, я слушаю тебя и понимаю, что если твой любимый я, то все, пиздец. Я, знаешь ли, как-то не готов ни сам помирать в молодом возрасте только потому, что влюбился в копа с суицидальными наклонностями, ни терять этого самого копа.