Дар памяти

Что же мне, даже баллы не снимать, если я его поймаю в деревне? – и огрызаться я тоже умею, когда меня затаптывают.

Альбус не отвечает. Моей реплики для него просто нет. А взгляд такой – будто я нечто вроде флоббер-червя, размазанного по его ботинку. Но я выживу. Я - живучий гад.

Далее. Свяжешься с мистером… Вилленом и пойдешь на встречу. Узнаешь, чего именно они от тебя хотят, и попытаешься выяснить все, что можно, о смерти мисс Уэнделл. Когда договоришься о встрече, зайдешь ко мне в кабинет, – Альбус отворачивается. – Ты свободен, - бросает он.

И я понимаю – да, нужно идти.

У себя в гостиной я час или два сижу, опустив голову на руки. Боль выжирает меня изнутри. Но я выживу. Я всю жизнь выживал, Альбус. С того самого момента, как мой папаша настоял, чтобы мама сделала аборт. Но я родился. Потом я семь лет выживал в войне с твоими обожаемыми Блэком и Поттером. Потом еще четыре года – целовал подол Темному Лорду, рискуя ежедневно получить Аваду. Я - выживу.

Утро после бессонной, нервной ночи приносит два долгожданных часа забытья, и я встаю с более-менее ясной головой и способностью обдумывать приходящие решения.

Итак, я не буду бороться за Альбуса.

Очевидно, все двусмысленные заявления бывшего любовника (я даже для себя подчеркиваю это «бывшего») в мой адрес не имеют под собой реальной почвы.

Как он сам сказал, я только помог ему прийти в себя. А все, что кроме – это всего лишь реакции тела. И отвлекающий маневр. Альбус любит, тролль подери, любит этого незнакомца. Мне в его жизни места нет. И если трезво оценивать ситуацию, никогда и не было.

Во время завтрака меня атакует сова с письмом от Ричарда. Перед парами я наскоро пишу ему, что вопрос отпал и что вечером в среду я с ним встречаться не буду. Все происходящее в дальнейшем мне настолько неинтересно, что, возвращаясь после занятий к себе, я даже не сразу замечаю, что меня окликает Минерва. Меня даже не удивляет, что она находится на территории Слизерина. Я просто стою и смотрю на нее, не говоря ни слова.

Северус, мне нужно сказать тебе что-то. Мы можем пройти в твой кабинет?

Ах да, она что-то хотела.

Это так срочно?

Более чем, - отрезает она.

В кабинете мы с минуту сидим в креслах и бестолково созерцаем друг друга.

Чаю?

Да, пожалуйста, - отвечает Минерва.

Не припомню, чтобы она когда-либо пила чай у меня. Мы, конечно, не враги, но и повода принимать ее в приватной обстановке никогда не было. А вот в ее гостиной я пару раз в год бываю.

Исполнив роль гостеприимного хозяина, я смотрю на то, как ее тонкие пальцы берут ослепительно белую чашку и молчу. Если ей что-то нужно, пусть говорит первой. Я почему-то не сомневаюсь, что речь пойдет об Альбусе и прошлом воскресенье. А мне на это настолько наплевать, все во мне так замерзло, замерло сейчас, что единственная мысль, относящаяся к Минерве – поскорее бы она ушла, и я бы мог, наконец, заняться своими делами. Но заговаривает она совсем не о том.

Северус, в прошлое воскресенье я была у Сибиллы, и она произнесла пророчество.

Вот как? Кто на этот раз умрет?
– хмыкаю я.

Минерва вздрагивает и, не обращая внимания на мой сарказм, продолжает:

Это было… отвратительно. Такой голос! Я… надеялась, что это несерьезно, Северус, но… Она сказала, - Минерва откидывается в кресле, как если бы собиралась с силами, - «Все решит пятнадцатое. Тот, кто уйдет из замка до полуночи, проведет того, кто вернется после полуночи, через ад». Ты вернулся после полуночи, Северус. Я не знаю, кто тот, другой человек, и не знаю, как он вышел из замка, возможно, через один из потайных ходов, но ты вернулся через несколько минут…

Она произносит это «ты» таким тоном, как будто обвиняет меня в чем-то.

Моя бровь взлетает:

И ты веришь в эти сказки, Минерва? Трелони за каждым вторым ужином предсказывает ужасы.

Во мне шотландская кровь, Северус, - тихо говорит Минерва. – Многие из нас обладают даром предвидения. Я знаю, что оно истинное, - в ее глазах что-то похожее на сочувствие.

Я пожимаю плечами, решив сменить холод на гримасу отвращения:

Мне нет дела до нелепых домыслов, Минерва. Поищи кого-нибудь другого, более подходящего на роль жертвы.

Северус.

Ну что еще? Кажется, я ясно дал понять, что не играю в эти игры…

Северус, мы не друзья, - говорит она, пристально вглядываясь в мое лицо. – Но я никогда не хотела, чтобы с тобой что-то случилось.

Проводив Минерву, я сползаю вниз по только что захлопнувшейся двери. Холодный пол под ладонями кажется раскаленным. Охваченное ужасом тело ни на кнат не подчиняется обезумевшему разуму. В памяти всплывает размеренный, торжественный голос деда: «Войдя в сад Гефсиманский, Иисус Христос… преклонив колена, пал на землю, молился и говорил: «Отец Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия…»

Я смеюсь, горько и надрывно. Бог-отец не пожалел единственного сына, куда уж меня-то… Бывшего пожирателя, без пяти минут убийцу, предавшего единственное, что было светлого в его жизни…

Через час тупого созерцания кабинета и бесконечного перемалывания в мозгу прошедших событий я прихожу в себя. Встаю, подхожу к столу и, отыскав чистый пергамент и перо, начинаю писать Ричарду.

Пророчество не обойти, не так ли? Я знаю это слишком хорошо. Но если этому суждено провести меня через ад, я сделаю все, чтобы он прошел его вместе со мной.

========== Глава 25 Возвращение в Эдем. ==========

В два часа дня в воскресенье 16 января баронесса Мария Инесса де Ведья-и-Медоре стояла перед зеркалом в своем кабинете и, с каждой минутой раздражаясь все больше и больше, пыталась что-то сделать со своей внешностью. Для начала мановением волшебной палочки она поменяла цвет волос с тускло-ржавого на черный, а затем на ярко-рыжий. Затем попробовала оттенки малинового и сиреневого, столь популярные среди молодых волшебниц. Потом, подумав, перекрасила себя в златовласку и, удовлетворившись результатом, с отвращением посмотрела на платье.

Баронесса очень хорошо владела трансфигурацией. Например, она могла бы превратить этот грубый коричневый хлопок в тончайший зеленый шелк. И даже не опасаться, что в полночь иллюзия развеется, словно платье для Золушки, – баронесса была сильной волшебницей, и ее чары держались достаточно долго. Но ведь сделав это, она все равно будет знать, что ее красивое платье – всего лишь обман, фальшивка. Точь-в-точь как наколдованная позолота, которая скрывает ходы, проделанные жучками-пронырами в раме зеркала. Кроме того, на трансфигурированной одежде не держатся чары, и в них нет той самой живой магии, которую вкладывает в пошив швея-волшебница.