Дар полночного святого

– Ну, это как раз понятно. Извини. Я к тебе спиной - не вижу честных глаз.

– Ты считаешь - я чокнутая?

– Похоже. Не зря же тебя кормили лекарствами.

– Не зря. Наверно, я сошла с ума... Не знаю, что происходит на самом деле, а что в моем воображении. Ты веришь в жизнь после смерти?

– Не пробовал, не знаю... А ты, выходит, побывала по ту сторону?

– Вроде... А может, я и сейчас там?

– Я похож на ангела? Догадался! Ты в меня втрескалась!

– Кажется, я тебя переоценила и зря все это рассказываю.

– Я тоже тебя переоценил. Тащил, надрывался, теперь слушаю сомнительные исповеди, похоже, из чистого альтруизма. Поскольку с корыстными намерениями прокол - никто не торопится внести за тебя выкуп и не спешит разыскивать пропавшую невесту. Ага, зашевелились!

– Тони достал сигналивший телефон. Прислушался.

Аня видела, как помрачнело и стало взрослым его лицо. Тони говорил по-французски, но это были лишь краткие "уи" и "нон". Зато на том конце звучали пространные монологи. Когда он отключил телефон, то целую минуту в полной растерянности смотрел перед собой на потемневшее от налетавших туч море.

– Это полиция?
– Прервала паузу Аня.

– Хозяин кораблика... Сволочь...

– Выходит, вы не друзья?

– Стал бы я угонять яхту у друга...
– Прищурившись, Тони посмотрел на девушку.
– Так что же теперь делать?

– Поступить, как подсказывает совесть. У тебя она есть.

– Не знаю... Не хотелось бы.

– Есть, есть. Это заметно. А если она есть - то это надолго.

Тони покачал головой:

– Странная ты... Вот навязалась...

– Я готова вернуться. Мне надо на берег.

– Не уверен - у меня другое предложение - гоним через пролив в английское королевство. Если не поймают - свобода! А в море хорошо - свежий воздух, приятный вид. Я обследовал холодильник - там жратвы на пятерых.

– Господи, что я буду делать в Англии?

– А что мне делать здесь? Сражаться с этим типом? У меня, знаешь, замахиваться на него руки коротки...

– Верни яхту и возвращайся к своим баранам.

– К кому?

– Это поговорка. Глупая.
– Внезапное отвращение к себе, ко всему, что происходит с ней, охватило Аню. Бесконечная бредовая круговерть. Нелепости нанизываются друг на друга, и чем дальше, тем противней. Вспышка легкомысленной радости сменилась мрачной злобой.
– Поступай, как знаешь. У меня в самом деле крыша поехала. А ты, наверно, отродясь такой.

– Не смешно. И про баранов, и про крышу.
– Широко расставив ноги, Тони стоял за штурвалом. Руки он в раздумье засунул в карманы.
– Не знаю, как там у русских, а у нас, местных ребят главная пословица: никогда не слушай бабу.

– Ты, оказывается, тот ещё тип! Наглец и бандюга.

– А ты - авантюристка и врунья. Плела здесь черт те что.

– Ах так! Мне терять нечего. И надоело все - жуть!
– Аня выскочила на палубу под пронизывающий ветер. Внезапно охватившие её злость и отчаяние стали ещё страшнее, беспощадней - от них во что бы то ни стало надо было отделаться. От всего - сомнений, безумств, растерянности, ненужности. Ухватившись за металлические поручни, она вскарабкалась на парапет, с облегчением обретенной свободы отшвырнула вздувшийся парусом плащ, гордо выпрямилась и всей грудью вдохнула свежий соленый воздух.

– Разбирайся сам...
– весело и с неким сожалением сказала тому, кто остается в этой сумятице и неразберихе.

– Я ухожу.
– Она шагнула в пустоту...

8

Хлопок, ещё хлопок... Бьющийся о металл затылок... Сердце колотится и вдруг замирает, проваливаясь в черноту...

– Да смотри ты сюда! Идиотка!
– Стуча зубами, Тони отвесил ещё одну пощечину.
– Не могу я тебя втащить на эти ступеньки. Если сейчас же не придешь в себя - выкину прямо в морскую пучину. А мама, твоя бедная русская мама, будет рыдать над пустой могилой...

– Господи!
– Аня увидела своего спасителя в свитере и брюках, с которых текла вода, и себя - в коротенькой рубашке, на ступеньках узкой металлической лестницы, спускающейся в холодные волны. Он стоял на нижней, придерживая обессилевшую девушку. Холод обжигал, перехватывая дыхание.

– Мама! Мамочка...
– Аня рывком подтянулась к поручням и попыталась встать. Колени не держали, мышцы сводила судорога. Преодолев несколько ступенек, она рухнула на деревянный пол палубы и подняла злые глаза к своему спасителю.
– Гад...
– А потом словно отключилась - не могла пошевелить и пальцем.

Тони перетащил её в комнатку, выплевывая поминутно свистящее "шид!" Наконец Аня увидела знакомую уже узкую кровать и забилась под одеяло. Ее трясло, как в лихорадке...

– Полная крэзи... Сдохнем здесь оба.
– Вернулся Тони, завернутый в одеяло, сел на пол возле её изголовья и похлопал по щеке.
– Пей! Это ром. Притянув голову девушки, он приложил к её губам горлышко бутылки. Обжигая горло напиток проследовал огненной лавой по пищеводу, запылал в животе. Тони отхлебнул следом.

– Полегче! Там, в камбузе, целый ящик... Ну ты, детка, ценное приобретение...
– Он покосился на завернувшуюся с головой в одеяло Аню.
– У меня вообще водобоязнь. Я не умею плавать и с детства страдаю от насморка! Все мои вещи вымокли. Я совершенно гол и нахожусь на грани... Эй, эй, не спи! Еще рано - надо хорошенько согреться...
– Нахожусь на грани нервного срыва. Но предпочитаю смерть от алкогольного отравления, шид...

– У нас говорят - "блин", - заметила Аня.

– А у нас - "шид". Это значит, дерьмо. А блин - это пирог. Это совсем не смешно.

– Дело вкуса...
– Аня подняла тяжелую голову и сделала ещё глоток из бутылки.
– Но я тебе не врала!

– Молчи, шид, молчи...
– Язык у Тони заплетался. Он был действительно похож на большую нахохлившуюся птицу.
– Верю, шид, всему верю... Всем твоим тайнам. Ты - невеста. А я - шотландский барон Роузи - ж-жених.
– Он икнул.
– У нас, любимая, брачная ночь... Ночь любви... Прильни к моей груди, ненаглядная...

... И снова сумасшедшее пробуждение. В той же комнате, на полу. Под боком, тесно прижавшись, широкое, усыпанные рыжими веснушками плечо. Пить...
– Аня с трудом дотянулась, взяла сифон, стакан.

– И мне...
– Простонал Тони.

– На. Только не оборачивайся, я голая.

– После того, что было, это не имеет значения. Еще!
– Он выпил почти два стакана пенящейся прохладной воды.
– Немного лучше.
– Парень отбросил одеяло.
– Как видишь, я тоже несколько не одет.