Дар волка. Дилогия

— Точно так же там сидел и я, — слабым голосом сказал Ройбен.

Они снова умолкли. Пламя догорело, лишь уголья мерцали в камине.

В конце концов Ройбен поднялся.

— Устал. Такое ощущение, будто пробежал несколько миль. Все мышцы болят. Пожалуй, никогда еще мне так сильно не хотелось спать.

Феликс тоже встал — медленно, неохотно.

— Что же, — сказал он, — завтра я сделаю несколько звонков. Поговорю с ее приятелем из Буэнос-Айреса. Наверно, выяснить, там ли ее похоронили, где она хотела, будет совсем не трудно.

Они с Феликсом вместе направились к лестнице.

— Я хочу еще кое-что спросить, — сказал Ройбен, когда они поднимались по ступенькам. — Почему вы вдруг спустились в библиотеку? Услышали какие-то звуки или что-то почувствовали?

— Не знаю, — ответил Феликс. Проснулся. И ощутил нечто вроде frisson

[4]

, как это называется у французов. Что-то было не так. А потом, конечно, увидел тебя, увидел, как на тебе проступает волчья шерсть. Ты же знаешь, что мы неким неощутимым образом сообщаем друг другу о том, что начинаем трансформироваться…

Они приостановились в темном коридоре перед дверью в комнату Феликса.

— Тебе не будет тяжело остаться одному? — спросил Феликс.

— Нет, нисколько, — ответил Ройбен. — Это был страх не того рода. Я не боялся ее и не ждал от нее ничего дурного. Это было нечто совсем другое.

Феликс не пошевелился, не взялся за ручку двери. Он немного помолчал и сказал:

— Как бы я хотел ее увидеть!

Ройбен кивнул. Конечно, Феликс очень хотел этого. И, конечно, Феликс пытался угадать, почему она явилась Ройбену. Разве мог он не думать об этом?

— Но ведь призраки являются тем, кто способен их видеть, верно? — спросил Ройбен. — Вы же сами так сказали. Кажется, отец сказал то же самое, когда мать как-то раз принялась высмеивать саму мысль о явлении призраков.

— Да, это так, — согласился Феликс.

— Мне кажется, стоит согласиться, что она хочет, чтобы этот дом вернулся к вам.

— Вы так считаете? — упавшим голосом спросил Феликс. Он казался сломленным, его постоянную ненаигранную бодрость как рукой сняло. — Ройбен, с какой стати ей хотеть, чтобы мне что-то здесь принадлежало, после того как я бросил ее?

Ройбен ничего не сказал. Он вновь явственно представил ее себе, ее лицо, страдальческое выражение на нем, то, как она тянулась к нему сквозь стекло. Пожал плечами. И пробормотал:

— Ей больно.

Он вновь взглянул на Феликса и вдруг смутно ощутил, что выражением лица тот пугающе походил на Марчент.

5

Рано утром его разбудил звонок телефона; увидев на экране имя Селесты, он не стал отвечать. В полусне он прослушал оставленное ею сообщение: «… и, думаю, для кого-то это, может быть, и окажется хорошей новостью, — говорила она необычно ровным голосом, — но только не для меня. Я говорила об этом с Грейс и, конечно, учитываю и ее чувства. Как бы там ни было, мне нужно повидаться с тобой, потому что без тебя я не могу принять окончательное решение».

Что же все-таки она могла иметь в виду? Впрочем, его это мало интересовало, и терпения для разгадывания загадки было еще меньше. Тут ему пришла в голову совершенно неожиданная мысль: он никак не мог вспомнить, почему решил, что любил Селесту? Как он вообще мог завести и поддерживать с нею отношения? Почему он проводил так много времени в обществе человека, которому он, лично он, настолько не нравился? И она за это время сделала его настолько несчастным, что теперь один только звук ее голоса вызывал у него раздражение и даже легкую боль, несмотря даже на то, что голову его вроде бы занимали совсем другие вещи.

Возможно, Селеста захотела заручиться его согласием на свой брак с его лучшим другом Мортом. Конечно, в том-то и дело. Конечно! Его отношения с Селестой прервались всего два месяца тому назад, и ей сейчас неловко за свою спешку. И, конечно, она посоветовалась с Грейс, потому что любит Грейс. Морт и Селеста регулярно бывали в доме на Русском холме. Каждую неделю трижды обедали там. Морту очень нравился Фил. Фил любил говорить с Мортом о поэзии, и Ройбен задумался о том, что теперь эти беседы вряд ли придутся по вкусу Селесте, которая всегда смотрела на Фила свысока и считала его довольно-таки жалким человечком.

Во время умывания он пришел к выводу, что из всех, кого он знает, ему, по большому счету, хочется видеть только двоих: отца и брата Джима.

Нельзя ли найти какой-нибудь способ навести Фила на тему призраков, никоим образом не касаясь происходящего?

Да, Фил видел привидения, Фил, несомненно, должен быть знаком с многочисленными сведениями по этому вопросу, накопившимися в фольклоре, но между Ройбеном и теми, кому не суждено было знать правду о Нидек-Пойнте, возвышалась стена, за которую последние ни в коем случае не должны были заглядывать.

Что касается Джима… Ройбен опасался, что наперед знает все, что Джим мог бы сказать насчет призраков и духов. Нет, Джим не верил в дьявола, и, возможно, Джим не верил и в бога. Тем не менее он был священником и часто говорил то, что, по его мнению, полагалось говорить священнику. Ройбен отдавал себе отчет, что после появления в его жизни Почтенных джентльменов он ни разу по-настоящему не исповедовался Джиму, и ему было стыдно. А если бы время вернулось назад, Ройбен ни за что не посвятил бы Джима в тайну Волчьего дара. И это было бы просто нечестно.

Одевшись и выпив кофе, он позвонил единственному человеку в мире, с которым мог поделиться своими заботами: Лауре.

— Послушай, зачем тебе ехать так далеко? — сразу же спросила Лаура. — Давай встретимся где-нибудь не на побережье. По всей Винной стране льет дождь, но, может быть, не такой уж сильный.

Он был целиком и полностью «за».

В полдень он въехал на центральную площадь Сономы и увидел перед кафе джип Лауры. Из-за туч выглянуло солнце, но мостовые оставались мокрыми. Несмотря на холодную сырость, в центре города было многолюдно. Ройбену очень нравился и сам городок, и его площадь. Ему казалось, что в таком милом тихом калифорнийском городке просто не может случиться ничего дурного, и он надеялся выкроить после ленча несколько минут, чтобы пройтись по магазинам.

Едва увидев Лауру, которая ожидала его, сидя за столиком, он вновь изумился произошедшим с нею переменам. Да, более темной стала голубизна глаз, волосы превратились в роскошную белокурую гриву, но появилось еще что-то сверх того, какая-то потаенная жизненная сила, проявляющаяся и в выражении ее лица, и даже в ее улыбке.

Заказав самый большой сэндвич, какой только подавали в этом заведении, суп и салат, он приступил к рассказу.

Неторопливо, не упуская ни единой подробности, он изложил историю появления призрака. Ему хотелось, чтобы Лаура полностью представила себе всю картину: и покой, царивший в доме, и эффектную картинность на этом фоне появления Марчент, и выразительность ее жестов, и ее исказившееся лицо.