Дар

Я хотел сказать ещё много чего — про индустриализацию, технический прогресс… Но почему-то язык перестал слушаться. Меня качнуло на стуле. Блин, как хочется спать…

Глаза закрылись сами собой.

— Простите, молодой человек, — я услышал голос гоблина. — Никакой магии в этих стенах. Просто чай, старые добрые травки.

Я лёг щекой на столешницу. Брякнуло блюдце. Над головой раздался голос:

— Дворник, Селёдка, на выход. Пора.

— А эти?

— Потом. Некогда.

Затопали шаги. Я провалился в чёрную яму без сновидений.

Глава 41

— Эй, как тебя, Найдёнов! Вставай! А-а, чёрт!

Ледяная вода плюхнула в лицо. Я огляделся. Лежу на полу в кладовке. Швабры, вёдра, тряпки кругом. Злой Ворсовский трясёт дверь. Заперто. Чем это он в меня плеснул, водой из ведра?

— Очнулся? — рявкнул Ворсовский. — Вставай! Помоги открыть.

Я подёргал дверь. Припёрто с той стороны шваброй, к гадалке не ходи.

— Живей, твою вошь! — он попробовал вышибить дверь плечом. Дверь затрещала, но выдержала.

— Погоди.

Я лёг на живот, посмотрел в щель. Так, плашка, припёрта снизу ещё одной, поперечной. Убить нас пока не убили, что радует.

Так, если ударить вот здесь, плашка просто вылетит вверх…

— Отойди, — сказал я. Поднялся с пола, подышал немного. Подпрыгнул, влепил пяткой в дверь. Вжикнула по дереву плашка, дверь хрястнула и распахнулась.

Мы выбежали из кладовки. В коридоре тихо, влажно — полы недавно протёрли. Никого.

— Молоток! — одобрительно бросил Ворсовский. — А теперь — ходу. Я знаю, где будет дело.

— Откуда? Ты же в крепости был.

— От верблюда. Маршрут один и тот же. Место засады не изменили — некогда. Думаешь, лишние бомбы на дороге валяются?

— Ты к ним на помощь, или как? — спрашиваю.

Он обернулся, почесал подбородок. Нахмурился:

— Не знаю. Как получится.

Ворсовский побежал к выходу. Я за ним. Говорю на бегу:

— Это засада. Митюша — предатель.

— Нет, — рыкнул Ворсовский. — Дворник человек верный, не первый раз в деле.

— Он перебил местную ячейку, всех до одного, — говорю. — Вместе со Швейцаром.

— Брехня. Их положили жандармы.

— Я там был.

Ворсовский затормозил у выхода из подземелья. Взял меня за плечо, сказал душевно:

— Не нарывайся, Найдёнов. Я тебя мог прикончить ещё там, в кладовке. Когда ты без памяти валялся.

— Что же не прикончил?

— Видел, как ты под револьвером стоишь. Гнилая душонка так не сможет. Так что добром прошу — не нарывайся.

Мы почти успели. Уже подбегали к месту, где назначена засада. Я даже увидел сквозь летящий с неба мокрый снег гербы на карете царицы. Кучер придержал лошадей, карета замедлила ход, съезжая с моста.

Земля дрогнула под ногами, я услышал гул и треск. Мостовая вспучилась, взлетели камни и земля. Отчаянно завизжали лошади.

Бах! Бах! Бах!

Вокруг вставшей поперёк дороги кареты засверкали огоньки револьверных выстрелов. Заметались люди. Ворсовский грязно выругался и ринулся вперёд. Я дёрнулся за ним, и вдруг застыл на месте. Вокруг кареты поднялся прозрачный купол. Он был похож на мыльный пузырь, который упал на землю. Тонкий, цветной, дрожащий.

А ещё я увидел, что этот купол-пузырь сейчас лопнет.

Его тонкие стенки тряслись, прогибались, как будто в них тыкали снаружи палкой. Это влетали в защиту револьверные пули. Пули светились — наверняка заряжены магией.

Охрана кареты — кучер и парочка громил в штатском — стреляли в ответ. Их пули свободно проходили наружу сквозь стенки пузыря.

Из-под моста выскочила быстрая фигура, гикнула, размахнулась. В карету полетело что-то круглое. Бомба!

Этого пузырь уже не выдержал. Радужная плёнка лопнула, разлетелась в клочья.

Выстрелы посыпались чаще. Вот один охранник вывалился из-за колеса кареты, упал набок.

Второй слишком сунулся вперёд, пуля угодила ему в голову. Охранник опрокинулся на спину, выронил револьвер.

К карете кинулись трое боевиков-народовольцев. Я подбежал сзади, подобрал с земли револьвер. Тюкнул одного боевика по затылку, тот свалился.

Другой уже вскакивал на подножку кареты. Третий схватился с кучером в рукопашную.

Я подскочил к карете вслед за боевиком. Тот уже ткнул в салон револьвером. Изнутри сверкнуло. Бах! Боевик отвалился, вместо лица — кровавая рана.

Кучер всё боролся с боевиком. Кажется, оба уже зарезали друг друга, но ещё не поняли этого.

— Не стреляйте! — крикнул я. — Елизавета Алексеевна, не стреляйте! Это я, Дмитрий! Дмитрий Найдёнов!

Я сунул внутрь кареты руку, на которой блестел драгоценный перстень. Фамильный бриллиант, знак члена семьи.

— Что есть — Елисавет Алексевна? — сказал женский голос. — Сдесь нет её. Вы есть гвардеец?

Я распахнул дверцу и влез внутрь. Никакой великой княгини Елизаветы в карете не было. Вместо неё — какая-то дама средних лет с антикварным пистолетом в руках. С ней рядом сжалась в комок знакомая девица — Ирина Потаповна. Я уже понял, что она любовница государя. Лорд Гамильтон ещё сказал недавно, в склепе.

Дама поджала губы. Оглядела меня выпуклыми голубыми глазами.

— Вы кто есть?

Акцент у неё будь здоров. Иностранка, сразу видно. Когда-то была симпатичная, сейчас просто пухлая, упитанная дама. Губы сжаты, взгляд неприятный. Смотрит, как на кусок тухлятины.

В руке пистолет — весь красивый, блестящий, в драгоценных камушках. Таких уже никто не носит. Зато калибр у этого пистолета очень даже убойный. Особенно в упор. Вон, как боевику лицо разнесло.

А на пальце у этой дамы перстень с крупным бриллиантом. На бриллианте вырезан герб правящего дома. Блин, да это царица. Собственной персоной.

— Я капитан Найдёнов, ваше величество. Не бойтесь…

— Твою пять раз через коромысло! — в карету ввалился Ворсовский.

Обвёл дам диким взглядом. Оскалился:

— Чёрт! Чёрт!! Ты прав, Найдёнов. Дело нечисто…

Ирина Потаповна пискнула, вжалась в сиденье. Царица подняла пистолет.

— Никого из наших здесь нет, — задыхаясь, сказал Ворсовский. — Одна шваль, наёмные подонки… Где? Где все наши, твою ж через коленку?!

Ирина Потаповна залепетала:

— Дмитрий Александрович, великой княгини здесь нет… Мы с государыней везём к ней во дворец алмазную диадему и колье… Серьги, кольца, подвески… Господа, возьмите всё, только не убивайте…