Даринга: Выход за правила
Шрифт:
Над телами успели потрудиться муравьи. Но уцелели куски доспехов, щиты со знаком весов и оружие. Драгоценные запоны, кованные пояса, и серебро в кошельках. Трупы смердели кровью и дымом. Именно дым отпугнул животных от падали.
Глава 30
— А третий жив, и Аурора просила доставить его к ней, когда подлатаешь, — завершил Фенхель.
— Вас понял. Конец связи.
Люб щелчком закрыл наладонник и повернулся к кофеварке. Кофе бурлил в прозрачной емкости, обещая пару минут несказанного наслаждения и прилив бодрости на весь день. Врач потянулся,
— Когда мы вернемся, нам бы узнать друг друга, — пропел Люб немузыкально, осознавая, к чему эти мысли, и совсем не нужное планирование, и ритуал с кофе, который медленно остывал в молочном фарфоре. Врач боялся будить Селестину.
Физически она была здорова, когнитивные функции сохранила в полном объеме — Твиллег зуб давал за это. Но побывав без защиты в эмпатическом шквале, могла перестать быть нёйд. Просто выгореть без возможности восстановления. А еще этот… Триллов подручный. Вернее, трое. Двоих она убила в вороньем облике, третьего волокла всю дорогу. И если отдать его Ауроре — тут такое начнется. А если не отдавать — тоже начнется…
— Риндир! — позвал Люб мысленно. — Что там с Триллом у тебя?
— А телеметрию посмотреть слабо? — тот смачно зевнул.
— Да не могу я уже видеть его рожу, — процедил Люб сквозь зубы. — Я не Бьяника, нежных чувств к нему не испытываю. А ты знаешь, что вся эта заваруха…
— Догадался.
— Слетай осторожненько к нему в окно.
Штурман заржал и оборвал контакт.
Врач усилием воли подправил перед хромированной вставкой шкафчика глаза и уши — чтобы и дальше не отличались от человеческих — и пошел будить Селестину. Выход из лечебной капсулы — процесс небыстрый и красивый. Сперва с легким шумом уходит гель. Потом капсула раскрывается, как венчик цветка, разгибая к полу лепестки. И возрожденный лежит в чашечке, как в колыбели, пока легкие струи воды смывают с тела остатки слизи. И завершает все микромассаж, от которого пациент морщит нос и смеется.
Нёйд резко села и закашлялась.
— Не торопись, — сказал Люб. — Подыши глубоко.
Он стоял спиной, но чувствовал все движения Селестины и даже мысли, кажется — так старающиеся до него достучаться.
— Одежда на стуле. Ты на «Твиллеге». Это наш звездолет.
— Это я поняла. Но зачем я здесь?
— Лечилась. Как и все, кому досталось особенно сильно.
— Верни меня домой, — она зашелестела тканью, поспешно одеваясь.
— Один вопрос. Аурора требует того… воителя, которого ты притащила в когтях. Зачем он был тебе нужен?
— Хотела спросить, почему Трилл пошел на открытую войну. Я готова.
Селестина стояла, выпрямившись, доплетая тяжелую косу, и Люб понял, что предлагать экскурсию по звездолету сейчас, пожалуй, будет неуместно. И только на флаере вспомнил, что кофе так и не выпил.
Думал врач так отчетливо, что Липат отдал ему целый термос, прихваченный с собой.
Пленник был
далеко не дураком, а глаза ему не завязывали. Непонятно, какие выводы он для себя сделал, но держался с видом обреченного умереть за веру героя. Антрополог, не выдержав, даже фыркнул в ладонь. Госпожа Бьяника свела брови, переводя взгляд с него на тщедушного.— Ты кто?
— Воин Судии Матей Горбатый, — хрипло отозвался он. — Кончайте уже скорее, поганцы.
— А скажи, Матей Горбатый, что ты делал на болоте?
Пленник пыхнул углом рта:
— Ведьму послали выкурить.
— И чем не угодила тебе ведьма?
Он осклабился.
— Нешто не понимаешь, дура?
Фенхель подпер кулаком подбородок и точно вымерил противника взглядом. Тот разумно решил не обострять.
— Навредила ведьма епископу нашему Триллу. Спину всю подрала в вороньем облике.
— Что?!!
Люб ухватил Селю за руку, словно стальными клещами сжав запястье. Матей сплюнул в ее сторону.
— Вот и послал он болото поджечь. Чтобы выкурить или задохлась. Мы уж сколько с нёйд воюем, никак их крапивное семя не извести.
Аурора молчала, перебирая пальцами золотую закраину плаща.
— Вот они, плоды прогресса, — Фенхель сощурил глаза до пылающих зеленых щелей. — Несть ни солейлца, ни сатверца, зато возник новый эгрегор, считающий, что имеет право истреблять всех, кто не с ним.
— А сколько уничтожено уникальных животных и растений! — прогремел Липат, скребя шелушащуюся щеку. — Поврежден редчайший биоценоз, и совсем не известно, как скоро он сумеет оправиться.
Госпожа Бьяника дернула щекой.
— А скажи мне, Матей, за что вы вырезали резчиков торфа?
— Так они все тут… поганцы. Святой храм не посещают, Судие требы не кладут.
— Что я и говорил.
— Фенхель, помолчите.
И опять обернулась к пленному:
— То есть, убить человека с этих позиций для вас в порядке вещей? Истребить несколько поселений просто для того, чтобы отомстить единственной ведьме? Вот тут списки у меня, — Аурора поворошила распечатки на добела выскобленном дощатом столе: морщась, точно у нее болели зубы. — Женщины, дети… Слабые погибли в первую очередь и страшной смертью. Это нормально?!
— Чего?
— Треть материка могла выгореть, не только болото. А оно же разумно.
Она шлепнула губами.
— Нет предела человеческой глупости.
— А ведьма закогтила Пшемысла и Колеша, — если бы взгляд мог испепелять, Селестина умерла бы на месте.
— Все с тобой понятно.
— Что с ним будем делать? — Люб наконец выпустил Селестину и глядел, как нёйд растирает запястье. Врачу было стыдно.
— Людей спросим, пострадавших от его дури. Липат, позови выборных.
Подошли звероватый мужик с рукой на перевязи, горластая тетка — много разных слов от нее услышали, пока вправляли вывих, а голосище был такой, что в ушах свербело. Правда, сейчас она выглядела на диво молчаливо и рассудительно. И хромой охотник, одетый в зеленое. Тул с крышкой у бока и лук за плечами казались частью его самого.
Выборные поклонились.
— Вы слышали все.
— Верно.
— Что решите?
Все трое покосились на нёйд. Селестина облизнула губы и кивнула.
— Старый бог все еще кричит, — сказала горластая.
— Отдадим его старому богу, — добавил звероватый. — Пусть кричит через него.
— По-моему, это как-то… — Люб поежился.
— Справедливо, — сказал Фенхель. — Что бы это ни значило. Но на болоте все еще… нехорошо. Ходить вам туда не стоит.
— И не придется, — охотник сделал подножку попытавшемуся бежать Матею. Завернул руку за спину, вместе со звероватым поднял под локти и подтолкнул к болоту. Глянул на краснеющее закатом небо.