Даринга: Выход за правила

За время, что прошло с той торжественной минуты, на голову Риндиру шуточки так и сыпались. Цмин, не только военный профессионал, но и знаток старинной поэзии, ходил за свежеиспеченным женихом и цитировал стихи, автора которых не нашлось даже в безразмерных информационных базах «Твиллега». Может быть, потому, что стихи были лишь частью повести о романтических отношениях между искином и человеческой женщиной. И Цмин завывал к полному восторгу группы контакта:

…А женщина так отвечала:

— Твой голос звучит, как сирена,

Из стали и руки, и сердце,

Объятья смертельны твои.

Не нужен мне город и замок,

Любви я желаю горячей.

Вот если б ты стал человеком,

Тогда полюбила бы я.

Штурман уже подыскивал, как бы половчее съязвить в ответ. Но тут начались абстрактные рассуждения, кем доводится инженеру компьютерных систем Фирочке искусственный интеллект «Твиллега», и Риндира оставили в покое. Ровно до той минуты, когда Люб с Фенхелем стали задавать неловкие вопросы.

— Видишь ли, юный падаван, — доброжелательно похлопывал штурмана по плечу антрополог, — в древних культурах брак, тем более, королевский, требует как можно скорее произвести потомство. И для начала вывесить на башне доказательство завершенности…

— У тебя что, искусственной крови не найдется? — поинтересовался Риндир у Люба мрачно, стряхивая руку Фенхеля с плеча.

— У меня найдется. Но через девять месяцев солейлцы почувствуют себя разочарованными.

— Я буду скорее телохранителем, чем мужем, — пожал плечами штурман. — А когда Бранни вырастет, выучится, полюбит кого-нибудь достойного — отойду в сторону.

— Как, интересно?

— Смерть свою инсценирую, — буркнул он. Люб схватился за голову:

— Ну, дура-ак…

— Почему это? Она нёйд, она должна хотя бы овладеть своей силой. И вообще увидеть мир. Она же не машина для деторождения. Вот давайте у Селестины спросим.

Ведьма выслушала спорщиков, пожала плечами:

— Это плохо, что Бранни нёйд. Ненависть к нам посеять было легко, вылечить — трудно. Наивно думать, что у нее получится удержать трон на расстоянии. А вот появление наследника закрепило бы ее положение.

— Что я говорил! — Люб с Фенхелем воздели указательные пальцы и, смеясь, переглянулись. А штурман ушел, несогласный и раздосадованный.

Хэллоуин припадал как раз на слияние Танцовщиц, и местные, и пришлые старательно готовились каждый к своему празднику. Интересуясь обрядами, бегал с голокамерой наперевес Фенхель, записывая все подряд. Как выяснилось, ночь слияния надо было проводить исключительно в спальне и не казать носа наружу, чтобы не утащили мертвецы Гай Йолед. Ну и для свадеб этот день годился, как никакой другой, суля счастье и благосостояние. Последнего антропологу и так хватало.

А вот Липат Рдест в очередной раз разругался с супругой, доказывая, что для жутких рож годятся только его оранжевые оранжерейные тыквы. А местные фиолетовые, вытянутые и ребристые, презрительно обозвал баклажанами-переростками. Аурора, наоборот, считала, что последние выглядят колоритнее, особенно со свечами внутри. Цмин, чтобы не встревать в их бесконечный спор, отрядил ребят развешивать на гостиных теремах и деревьях вокруг флажки и цветные фонарики. А сам отлаживал в кустах ирги виртуальный гробик, из которого рандомно восставали то граф Дракула, то привидение с моторчиком, то оживленно пляшущие под перестук собственных костей скелеты.

Устав от этой суеты, Риндир забежал за Бранни и потащил ее на гору — показать новое жилище. Подмышкой он нес корабельного кота. Тот флегматично свесил хвост и лапы и урчал, как заводной.

Врата растить было просто — все согласно стандартному, бездну раз отработанному протоколу. А вот с обещанным для Бранни дворцом пришлось постараться. Требовалось сочетать красоту и функциональность. Сделать эклектику гармоничной, вписать здание в пейзаж. Не забыть при мыслетворчестве чего-нибудь важного, чтобы не прорезать потом отверстия под сети, нарушая прочность материала. Вырастил дворец Риндир не за день, много времени отняла предстартовая подготовка: выбор эскиза, проектирование… Сперва заложил технические помещения — семя выдуло пышную пену, похожую на облако, и началась формовка: высокий цоколь, вписанный в гору, содержащий внутри термы, туалетные кабинки, кухню с кладовыми и морозильными камерами…

Потом стали расти стены. Риндир мысленно разводил стебли, прелестными завитками заворачивая их над оконными проемами. Получалось у него изящное сочетание воздушных построек Эллады: колонны с капителями, бассейны, открытые дворики, отражающая солнце белизна. И готика — тоже внезапно легкая, ажурная, устремленная к небу. С ее характерными стрельчатыми окнами и шатровыми крышами. Отопление, камины под мрамор, каминные трубы… Легкая водостойкая черепица… Изящные водостоки… Солейлцы просто собирались и смотрели, открыв рты, как у них на глазах творится чудо. Штурмана сперва нервировало это восторженное внимание, потом привык.

Об одном он просил Бранни — не приходить и не мешать. Пообещал сюрприз. И вот теперь с радостью наблюдал, как девочка в восторге распахивает глаза.

Амурру вошел в дом первым, гордо подняв хвост. Бранни, босая, бежала следом. Ее не смущало, что покои пока без отделки, что нет мебели. Белый воздушный терем был прекрасен сам по себе.

— Это мне? — повела она руками.

— «Дом хрустальный на горе для нее…»

Пятна солнца на белом мраморе. И ветер. Гулкий, холодный, чистый ветер вершины Тельг.

Риндир набросил Бранвен на плечи плащ из кудрявой овечьей шкуры и с алыми и синими бусинами, вплетенными в ворс. Бусинки постукивали, когда она бежала, шлепая босыми ногами по ступенькам. И восхищенно охнула, выбежав на балкон, огороженный точеной балюстрадой.

— Отсюда можно потрогать замковые крыши!

— Ты все-таки осторожнее, — штурман поймал за тонкое запястье и, увидев, как лицо Бранни заливается алой краской, сам понял, что краснеет по уши. Даже жарко щекам стало.

— Тебе нравится?

— Еще бы! Очень!

Так странно было слышать ее смех. Но если бы кто спросил Риндира, одолевают ли его предчувствия, штурман бы возмущенно пожал плечами.

Ветер занес на балкон пригоршню резных кленовых листьев. Густо багряные, они шуршали под ногами.

— Осень, время красной нити, — Бранвен собрала несколько листьев и смотрела на них, точно никогда не видела раньше. Или, наоборот, вдруг вспомнила тропу и клены, роняющие охапки листьев коням под ноги.