Дарт Вейдер ученик Дарта Сидиуса
Шрифт:
– А тётя?
– Она о нём молчала. Но… кажется, не любила тоже. Но как-то по другому. Как-то…как-то устало и безнадёжно.
– Люк. Важный вопрос. У твоего дяди была манера выбегать и стрелять, когда он видел вооружённый отряд?
– Да, - без колебаний ответил Люк. – Однажды мы полсуток выдерживали осаду тускенов. Врубили защитное поле не полную мощность и отстреливались. Пока соседи не подоспели. Мне тогда лет пять было.
– Дядя твой был способен отличить штурмовиков от тускенов?
–
Вейдер кивнул:
– Правда.
– Честно говоря, даже не знаю… А… ты его ведь должен был знать?
– Встречались… - ответил Вейдер.
Люк мог поклясться, что это слово было произнесено сквозь зубы.
– Не поладили? – вырвалось у Люка. Вейдер не ответил.
– Значит, - сказал он, - Оуэн терпеть не мог Бена Кеноби. Интересно. А Бен Кеноби – Оуэна?
– Не знаю… Он ничего не говорил об этом.
– Он тебе объяснил, почему не пытался учить тебя все девятнадцать лет? И почему потом стал обучать?
– Нет. Он просто сказал: ты должен идти со мной и учиться использовать Силу. Ну, это было после того, как мы получили дроида с посланием…
– Бейл, - сказал Вейдер без выражения. Медленно согнул и разогнул пальцы в перчатке. Люк заворожено смотрел на этот жест.
– Па… а у тебя сколько протезов?
Он тут же прикусил язык. Но было поздно. Впрочем, Вейдер отреагировал на вопрос удивительно спокойно.
– Голова пока своя, - сказал он, в то время как Люк неудержимо краснел и ругал себя болваном. – Туловище тоже. Так что есть сердце и мозги. Это главное.
– Извини…
– Меня сейчас это мало волнует, - ответил Вейдер. – Когда-то волновало. Но тогда была другая ситуация.
– Подожди, а… левая рука?
Вейдер помолчал.
– Это долгая история, - наконец, сказал он. – И она завязана отнюдь не на протезах.
– Но…
– Что но?
– Не знаю, - сказал Люк растеряно. – Я вообще плохо понимаю, что я хотел спросить. Голова какая-то…
Голова была тяжёлой. Неожиданно очень тяжёлой.
– Пап, - сказал Люк в странном сомнамбулическом состоянии. – А всё-таки… что там было?
– Где?
– На Мустафаре.
– На Мустафаре? Почему – на Мустафаре?
– Я должен знать…
Голова стала совсем тяжёлой и чужой. Он куда-то проваливался… и не мог
остановиться. Но страха не было.Последнее, что он видел, это то, как на него смотрят равнодушные, пустые линзы Тёмного лорда.
Люк открыл глаза. Ощущения были: как после убойного сна. Тихо свиристело что-то в каюте. Голова не болела, но была донельзя тяжёлой.
Лорд Вейдер сидел к нему боком за столом, опершись локтями о стол. Поза его была усталой.
– Что… - Люк тихо зашипел от внезапной резкой боли в голове, - было?
– Лежи тихо, - сказал Тёмный лорд. – Сейчас пройдёт.
– Что?
Тот повернул к нему маску.
– Последствия того, что было. Я же сказал: лежи тихо.
– Я хотел спросить: что произошло? – пробормотал Люк, откидываясь голову на подушку. В ней шумело. И лучше было не закрывать глаза. Сразу начинали летать какие-то огненные мушки и с неприятной ритмичностью вращаться мир. Он открыл глаза и уставился в потолок.
– Ничего такого, что я бы не мог контролировать, - ответил Вейдер. – Пока.
– Пап, - Люк дёрнулся в настоящей тревоге, перекатился на постели на бок, приподнялся на локте – и тут же в голову всплеснула чёрная волна и разразилась болью. Он охнул и чуть не подвернул локоть, падая назад.
– Я же сказал: лежи тихо! – резко сказал Тёмный лорд. – И не выдумывай себе ужасов, которых нет. Я тебя проверял. Всего-то.
– Проверял? В смысле?
– В смысле вытаскивал то, что у тебя есть в голове. В воспоминаниях, в ощущениях. В интонациях. Весь комплекс.
– А спросить было нельзя?
– Нет. Это недейственно.
– Я хочу сказать: а у меня нельзя было спросить разрешения?
– А ты бы его не дал, - ответил Тёмный лорд.
– Дал бы…
– Люк. Ты человек мужественный. Но донельзя наивный. Тебе до сих пор кажется, что ты сам можешь что-то решать.
– А ты?
– А я уже давно распрощался с этой иллюзией, - сухо ответил Тёмный лорд. – Я-то знаю, как это бывает.
– Что?
– Перефокусировка личности. А также использование качеств, неотъемлемо присущих личности, для своих целей и создания иных, уже заданных качеств.
– Что? – Люк не был оригинален в словах. У него было оправдание: тупая пульсирующая боль в голове. – Я не понимаю.
– Я бы сказал: твоё счастье, если бы это счастьем не было. Можно прожить счастливую якобы полноценную жизнь, и не догадаться, что тебя поимели. С тобой этот номер не пройдёт. С твоей сестрой – тоже.
Слова имели ощутимую свинцовую тяжесть. Падали, как блоки.
– Вы – мои дети.
– И что?