Дары Кандары.Сборник

– Давай, Шепард! Будь мужчиной! В оттяжечку, с плеча, ну!

– Нет, сэр.

От удивления Джуд подавился табачной жвачкой. Этот салага стал возражать капитану? О'Гэри тоже

сперва не поверил своим ушам:

– Выполняй приказ Шепард, мать твою. Делай, что говорят, медуза вшивая!!!

– Нет, сэр! – губы мальчишки тряслись, на глазах стояли слёзы, он отчаянно замотал головой, – Не

буду, сэр, ни за что не буду!

Одним ударом капитан сбил Роба с ног и начал пинать сапогами, хрипя ругательства. Матросы

молчали. По закону слово капитана на корабле верней Библии, а юнга имеет не больше прав, чем

корабельный кот. По деревянным доскам палубы расплылось пятно крови. Наконец капитан выдохнул и

отступил. Избитый Роб приподнялся – парень лишился переднего зуба, один глаз быстро заплывал, бледное

лицо было перепачкано соплями и кровью. Встать, цепляясь за снасти, ему удалось не сразу.

Свирепый О'Гэри поднял линёк и швырнул в мальчишку:

– Вперёд, сволочь!

Привязанный Дуг изогнулся, насколько позволяли верёвки:

– Роб, пожалуйста, сделай это!!!

Мальчишка уцепился за такелаж и вспрыгнул на борт. От страха и боли он похоже ополоумел,

единственной мыслью стало удрать от мучителя. Балансируя на канатах, юнга наконец завопил в голос,

покрыв капитана грязной и неумелой бранью. У О'Гэри от злости побелел кончик носа.

– Юнга Шепард, я приказываю спуститься и выполнять команду!

Роб, похоже его не слышал. Тогда О'Гэри достал из-за пояса пистолет и прицелился в парня:

– Слезай или сдохнешь!

У Джуда сжалось сердце – капитан и вправду мог пристрелить парня. Вот сейчас упадёт Роб в синее

море, помрёт без исповеди и станет чайкой. Белокрылым альбатросом, из тех, что парят над мачтами и

просят, чтобы их помнили…

– Не стреляй!!! – Джуд рванулся вперёд и ударил капитана под локоть. Огорчённая пуля ушла в

паруса. О'Гэри (недаром он был капитаном) рванул второй пистолет и пальнул не целясь, благо Хамдрам

был совсем близко. Пуля попала в дохлого альбатроса. Это было чертовски больно – словно в грудь

запихнули раскалённую кочергу. Джуд упал, изогнулся дугой в пароксизме, почти теряя сознание. Верёвка

сдавила шею узлом, с полминуты не получалось вздохнуть. А потом наступило блаженное чувство свободы.

Тело сделалось лёгким, как пёрышко, в голове просветлело. «Я наконец умираю» улыбнулся счастливый

Джуд, «Отче наш иже еси… что?!!!». В уши ему ударил звериный вопль капитана. Открыв глаза, Хамдрам

увидел: О'Гэри катается по палубе, пробуя отодрать от лица разъярённую мёртвую птицу. …Деньги – в

Бристоле, у старика трактирщика, в сундучке гроши, до берега две с половиной мили… Джуд Хамдрам

сбросил буршлат, сапоги, одним прыжком вскочил на борт и бросился в море.

Он очнулся уже на пляже. Мелкий белый песок, ослепительно синее небо, старый вяз у дороги,

холмы, покрытые мелкокурчавой зеленью, силуэт невысокой зубчатой башни у горизонта, в кустах

терновника заливается неугомонный дрозд. Свобода! Волны смыли проклятый запах и мерзких червей, шея

выпрямилась, на груди больше ничего не висит и царапины на руках кровоточат, саднят от слоёной воды…

Ему сорок пять лет, он свободен и жив и не станет летать над морем, оглашая пучину вод криками о

спасении. «Кто родится в день воскресный, тот получит клад чудесный». Джуд Хамдрам, ты счастливчик! –

улыбнулся он себе, отжал одежду, связал шнурком седые волосы отправился куда глаза глядят по

немощёной, жёлтой от пыли дороге.

До Бристоля он шёл почти месяц, ночевал то в хлеву, то в сарае, то под кустом благо лето. Кормился,

чем бог пошлёт да человеки помогут. Добрым людям говорил, что попал в кораблекрушение и чуть не

утонул (второе было недалеко от истины). В Бристоле он первым делом сходил в церковь святого Марка

поставить свечку и помолиться за счастливое избавление. Не удержался потом – уже выйдя из храма

показал кукиш мрачным зубчатым шпилям (жаль, давешний священник уже лет десять как помер). В

«Отсоси у адмирала» Хамдрам гулял две недели – днём пил, по ночам таскал в комнату девок. Потом купил

себе новый кафтан (никаких буршлатов!!!), зашил в пояс золотые монеты, обзавёлся брыкливым,

выносливым мулом и, словно принц, поехал домой в Ливерпуль. Успел и матушку повидать и получить от

неё свежей треской по морде и даже благословить невесту – в первый день по прибытии он направился к

свахе и через месяц был уже неплохо женат – на рябой, большеротой но зато работящей, верной и доброй

девице.

Через год жена принесла ему первого маленького Хамдрамчика. Счастливый Джуд отметил разом два

праздника – появление наследника и открытие кабачка «У счастливого альбатроса». Только здесь подавали

пудинг по-йоркширски, по-шотландски, по-уэльски и а-ля-королева, только здесь наливали пиво пяти

сортов и особый, чёрный матросский ром, только сюда почтенные супруги спокойно отпускали мужей – все

служанки в «Альбатросе» блюли себя для замужества, и, надо сказать, делали хорошие партии. Владелец

процветающего трактира господин Джуд Хамдрам дожил до глубокой старости, пользуясь любовью

соседей, как человек немногословный, справедливый и щедрый. Он любил поплясать и полакомиться, по

утрам прогуливался вдоль квартала, желая соседям доброго дня, подкармливал бедных детей и бездомных

кошек, всегда находил работу бродяге, если тот стучался в обитые дубом двери трактира с просьбой о

помощи. И единственной странностью почтенного трактирщика было, что Джуд наотрез отказывался

подходить к морю ближе, чем на пушечный выстрел. Умер он тихо, в окружении семерых сыновей и

бессчётного числа внуков.

Старший сын унаследовал дело… Да, сэр, я уже пятый Хамдрам – владелец «Счастливого