«Давай полетим к звездам!»
Шрифт:
Устроился в кабине. Прижал и загерметизировал входной люк. Включил наддув кабины воздухом. Когда воздушной смеси стало достаточно для дыхания, я открыл иллюминатор гермошлема и бодро отрапортовал:
– Переход в “Лунник” закончил, приступаю к проверке бортовых систем.
Пять минут на отдых - расслабился, даже глаза прикрыл. Земля не беспокоила. Поняли, что после такой эмоциональной встряски - перехода из корабля в корабль - мне нужен хотя бы крошечный перекур.
А потом опять пошло и поехало...
Следующие пару часов трудился, как вол. Земля выдавала тестовые команды, а я самым тщательным образом их выполнял. В конце концов, консилиум управленцев
...Расстыковка “Знамени” и “Лунника”... Сработали пиропатроны, отделяющие верхнюю часть оболочки ракетного блока “Д” от нижней. Внизу круглого иллюминатора, который находился прямо передо мной, по стеклу коротко полыхнули желто-малиновые вспышки. Мгновением позже пружинные толкатели на корме “Знамени” распрямились, выталкивая “Лунник” из верхней части оболочки. По направляющим, похожим на лыжи, лунный посадочный корабль “выехал” в космическое пространство.
Мне показалось, что невидимый гигантский нож рассек ракетно-космический комплекс перпендикулярно его оси на две части - космический корабль “Знамя” и “Лунник” с ракетным блоком “Д”. Посадочный корабль словно вылетел на свет из длинного темного туннеля. Будто распахнулись створки огромных ворот в пространстве над головой, и в них ворвался ослепляющий солнечный свет. Полетели прочь от корабля металлические рельсы-направляющие, кружась на фоне звездного неба серебристыми стрелками.
Макарин включил двигатели в носовой части “Знамени”. Космический корабль вздрогнул и стал уходить в сторону, удаляясь от “Лунника”. В ярком свете солнечных лучей я отчетливо увидел его округлую корму и удлиненные сопла двигателей. От кормы отделилась и медленно поплыла над лунной поверхностью коническо-цилиндрическая “юбка” уже ненужного переходника.
Четыре стойки-“ноги” посадочного устройства “Лунника” раскрылись в рабочее положение. “Ноги” были не видны из моего иллюминатора. Поэтому Олег развернул “Знамя” и приблизился к лунному кораблю со стороны кормы. Я защелкал тумблерами на пульте, и “Лунник” принялся вращаться вокруг продольной оси, словно закружился в танце.
– “А поворотись-ка, сынку”, - услышал я в динамиках бодрый голос Олежки.
– Хорош гусь!
“Знамя” завис на расстоянии примерно метров двадцать пять - тридцать от меня, и Макарин в иллюминатор видел и посадочное “шасси”, и весь лунный корабль в целом:
– Леша, с “ногами” у “Лунника” полный порядок. Все четыре раскрыты в рабочее положение. Знаешь, на что сейчас похож твой корабль? На четырехногого паука, который сидит верхом на цилиндрическом стакане!
– А “Знамя” похож на большую бутылку!
– я выглянул в иллюминатор.
– Большая зеленая бутылочка!
– Какие-то у вас странные ассоциации возникают, коллеги, - раздался в наушниках веселый смешок Володьки Шаталина.
Два часа Земля милостиво выделила нам на отдых. Мы могли переговариваться и друг с другом, и с центром управления полетом. Настроение было замечательное, веселое. Много шутили и смеялись. Но, - убейте меня, - я совершенно не могу вспомнить, о чем же мы тогда говорили! Шутил, улыбался, болтал с Олегом и с Землей, но мысли были уже совсем о другом. О том, что мне предстояло сделать в ближайшие часы.
Ровно в девять вечера по московскому времени мы начали посадочные операции.
Чеслав Волянецкий и другие - 5
(рабочие записи)
“ПОКОЙ НАМ ТОЛЬКО СНИТСЯ”
Уником взрывается переливчатой трелью на грани ночи и утра. Я вскидываюсь со сна и в поисках вопящей коробочки лихорадочно шарю рукой по столику около кровати. Ага, вот он, родимый. Большим пальцем нажимаю клавишу соединения, одновременно бросая короткий взгляд на засветившийся маленький экранчик. Милентьев. В такую-то рань...
– Привет, Чеслав, - в голосе Жорки смесь возбуждения и тревоги.
– Спутник только что зафиксировал сигнал вызова со “шмеля”.
– Откуда?
– мгновенно сбрасываю остатки сна, сажусь на кровати и опускаю ноги на пол.
– Египет. Станция слежения Абу-Кали. Это примерно две с половиной сотни километров к юго-западу от Каира.
– Знаю, - говорю негромко, стараясь окончательно не разбудить Марго.
– Что там? Проникновение?
– Хуже. Полный захват станции. Кажется, даже с человеческими жертвами. “Шмель” передает хорошую картинку, а мы ведем запись. Так что сам все увидишь.
– Намек понял, - ухмыляюсь я.
– Сейчас буду.
– Особенно можешь не торопиться, - милостиво разрешает Милентьев.
– События как раз в процессе развития, и пока там, в Абу-Кали, не установится хотя бы относительная ясность в ситуации, мы все равно туда нос не сунем.
– Ладно, до скорого, - отключаю уником.
– Чес, который час?
– сонным голосом интересуется Марго. Она все-таки проснулась.
Бросаю короткий взгляд на экранчик уникома:
– Половина пятого. Радость моя, мне нужно уехать, а ты спи.
– Иди к черту, - заявляет Марго, сладко потягиваясь.
– Марш умываться, а я пока приготовлю тебе завтрак.
Холодный душ окончательно возвращает меня из вселенной Морфея в мир реальности. Побрившись, чувствую себя полностью в форме. Еще больше готовность к грядущим героическим свершениям усиливает завтрак, который Марго смогла организовать всего за десять-пятнадцать минут. Овсянка, гренки и стакан яблочного сока - это как раз то, что мне сейчас нужно. Сама Марго не спеша пьет кофе, сидя на табурете за столом.
– Кофе в такую рань, - укоризненно качаю головой.
– Ты же не заснешь.
– Я не собираюсь больше спать, - Марго зябко кутается в голубой махровый халатик. Окно в сад приоткрыто и оттуда тянет утренней свежестью.
– Не могу спать во время всех этих твоих дел. Особенно ночных.
– Спасибо, милая, - целую ее в розовую, нежно-теплую со сна щечку и сажусь за стол.
Марго... Маргарита Аугуста Норнберг... Рыжевато-русые волосы всегда аккуратно острижены до основания плеч. Слегка удлиненное лицо. Малахитово-зеленые озерца глаз. Вокруг чуть вздернутого носика на нежно-розовой коже едва заметны золотистые точечки веснушек. Гибкая фигура и легкая угловатость плеч. Тонкие красивые руки, длинные пальцы сплетены в замочек и уложены на коленях. На стройных ножках мягкие домашние тапочки. Моя любимая женщина...
За те пять лет, что мы вместе, Марго ни разу не устроила “допрос с пристрастием” по поводу моей работы. Конечно, по началу ее шокировал уником и прочие технические “прибамбасы”, но потом она привыкла и убедила себя, что это новые секретные разработки специально для сотрудников спецслужб. Соответственно и моя работа воспринималась ею, как государственная служба в каком-то страшно засекреченном ведомстве. Я не стал ее разубеждать.
– Какие у тебя планы на сегодня?
– спрашиваю, неторопливо поедая овсянку.