Давайте, девочки
Шрифт:
– А лоху этому, что у тебя ее увел, я на твоем бы месте… две поллитры проставил. Раз тебе с ним так повезло… Хотя в унитаз бы эту сволочь и спустил…
Только и сказано было.
Да еще «сволочь» – не совсем понятно, о ком именно. Отчего на душе потеплело.
Сразу полегчало, а вскоре и вообще снялось – как благословенной рукой. С той встречи он тогда и начал выпутываться, как-то сразу прозрев и отбросив всю «писательскую дурь».
Глава вторая
«ФРЭНДОТЕРАПИЯ»
Старые
Мельницу давно перестроили под ресторанчик и вполне комфортную баньку. У Мишки Махлина везде и все было схвачено: ресторанчик ради друзей закрыли, баню протопили, и хозяева с обслугой ушли, оставив им ключи и проинструктировав, что к чему. Дело предстояло неспешное, и баню Махлин заказал на всю ночь.
– Хитрожопые евреи всегда умели устроиться, – угрюмо осмотрев стильный интерьер «баньки», хоть и умилившись граненым стаканам на столе, заметил Мишка-Дизель, язвительно, но не злобно. По происхождению он не мог быть антисемитом.
– К сожалению, не все, – парировал Мишка Махлин. Обидеться он мог, но только не за «хитрожопых евреев», а за этого непутевого отщепенца. Который «устраиваться» как раз не умел, пропыхтев всю жизнь на зарплату электрика – «выносливо», как в школе, когда бегал на длинные. Отчего так и остался жилистым и поджарым. – Есть дурни и у нас… на которых воду возят.
Съехались дружно: Сюня и Рыжий прикатили на такси, Мишку-Дизеля подвез Махлин.
Последним на белоснежном микроавтобусе с красной надписью на капоте прибыл Витька-Доктор.
– Где-то я вычитал, что простата человеку вообще не нужна, – сволочнул Сюня, дружески пожимая Рыжюкасу руку. При этом он вопросительно посмотрел на Витьку-Доктора, вытаскивавшего какие-то коробки из багажника микробуса.
– Еще меньше человеку нужен рак простаты, – проворчал тот. – Помогите разгрузиться.
– Да, в человеческом организме, оказывается, много лишнего, – принимая из его рук картонную коробку, заметил Мишка Махлин, оценивающе посмотрев на Рыжюкаса.
– Между прочим, как и в любом механизме, – включился Мишка-Дизель, подхватывая гору свертков.
– Механизмы, Дизель, это по твоей части, – Сюня засмеялся, видимо, вспомнив что-то забавное.
Помогать с коробками он не потянулся, а отработанным жестом поправил широкие брюки, подтянул их, поерзал локтями вокруг значительного живота, проделав все с аристократизмом, не меньшим, как если бы он мизинцем поправил дужку очков, и присел на лавочку, широко расставив ноги бывшего прыгуна-чемпиона. До перестройки Сюня работал директором кондитерской фабрики, на кондитерском питании его прилично разнесло.
– Ты чего ржешь? – спросил его Махлин.
– Это он тетю вспомнил, – сказал Витька-Доктор. – То, как этот вот Кулибин, – Доктор кивнул в сторону Мишки-Дизеля, – потряс бедную тетю своими техническими талантами, когда развинтил ее «Зингер», чтобы починить. Собрал ведь, гад, машинка строчит, как новая, а у тети целая коробка запчастей. Так она потом его «Зингером» и называла до самой смерти.
– Вот я и говорю про вашего брата, – обращаясь к Витьке-Доктору, сказал Мишка Махлин, –
сначала уверяют, что ребенку не нужны гланды и полипы. Потом – аппендикс, потом удаляют камни в желчном пузыре, а заодно и сам пузырь, потом оказывается, что и без почки можно жить… Теперь вот и без яиц…– Ну, без яиц так даже удобнее, – сказал Витька-Доктор. – Во-первых, не отвлекают…
Как медик, он мог бы этим великовозрастным неучам объяснить, и что такое простата или предстательная железа, и при чем здесь яйца, и вообще, какая именно операция их товарищу предстоит. Но ничего подобного делать не стал. Здесь он им не врач.
– Они мне дороги как память, – сказал Рыжюкас.
– Ничего, можно засушить и носить на шее, как медальон, – предложил выход Сюня.
Рыжюкас грубоватую шутливость приятеля поддержал. Рыдать им тут с ним, что ли!
– Для кино не годится, – сказал он.
Друзья посмотрели на него, выжидая. Сейчас что-нибудь забойное выдаст.
– Это мы с моим режиссером снимали кино, еще про хозяйственную перестройку. По сценарию в бане паримся, ну а разговариваем, как тогда мода была, о серьезном – выход для страны ищем… Тут Гена Осинкин, профессор и московский депутат, выдает оператору прямо в камеру: «Ты Рыжюкаса ниже пояса не снимай. Он сценарист, его в лицо мало кто знает, а по яйцам – так все»…
– Вот за это и чиканут, – сказал Махлин. – Я узнавал. Начинают с кастрации. Правда, можно и химически…
– Химическая – неэффективно, – запротестовал Сюня.
– Да нет, – все-таки вставил профессиональную реплику Витька-Доктор, – практически тот же результат. – Главное, чтобы понизить уровень тестостерона, приглушив сексуальную активность…
– Но эффект не тот, – поправился Сюня, спутавший эффект и эффективность.
– А что, собственно, яйца или член? – уточнил Дизель.
– Член-то зачем же? – хмыкнул Витька-Доктор.
– Хорошо, конечно, и яйца… Но и член у него былзнаменитый, – драматично вздохнул Сюня. – Однажды…
Однажды он приехал к Рыжюкасу в Дом творчества с двумя «московскими шкурками».
– Снял их прямо на улице, насилу уговорил за город поехать: интеллигентно, мол, время проведем, в литературных дискуссиях. «Ну, поддали, как положено, потом разошлись по комнатам: я с одной, он с другой. Зима, вокруг сугробы, но топили жарко, окна нараспашку… Музыка играет, он там свистит ей что-то литературное без останову, потом, слышу, затихли… И вдруг вопль на все Переделкино: «Сука, а еще писатель!». Это чувиха его елду увидела. И от ужаса голая со второго этажа – в сугроб…
Витька-Доктор прикатил прямо из аэропорта, он на два дня летал в Женеву, на обратном пути в «дьюти-фри», кроме закуси, кое-что закупил по поименному списку – благо летел с багажом медикаментов и практически мимо таможни.
Мишке Махлину он привез оплетенную тростником бутылку пуэрториканского рома – 11. Махлин любил только ром. Сюне – бутылку Курвуазье – 70 cl, сообщив, что она хоть и меньше на треть по объему, но стоит в тридцать раз дороже, чем ром для Махлина. Бывший директор кондитерской фабрики любил только этот коньяк. Бутылка была в цветной картонной коробке.