Дай лапу, друг медведь !

А на улице свирепствовала зима. Выдалась она на редкость морозной и снежной. Сутки, двое, трое суток валит и валит снег, потом вдруг поднимется ветер и пойдут гулять по полям да перелескам шальные метели, вихря и перенося с места на место не успевший еще слежаться снежный покров. В деревенских закоулках подле изгородей и заборов метели навили сугробы чуть ли не до карнизов домов.

В этих сугробах, затвердевших от морозов, деревенские ребятишки в пору зимних каникул выкапывали для своих игр не только длинные тоннели, но и настоящие снежные залы со сводчатыми потолками и голубовато-белыми колоннами.

Занимались такими делами не только младшеклассники, но и ребята постарше. У Андрюшки с Борькой возле дома Перьевых тоже был сделан такой зал, где ребята любили сидеть на деревянных чурбачках, наблюдая за птицами, снующими в палисаднике возле кормушек.

Посмотреть на красногрудых снегирей и хохлатых, ярко расцвеченных свиристелей, слетающихся на ягоды рябины, прибегала сюда и Лариска. Первый раз увидев свиристелей, она пришла в восторг от их красоты, а потом чуть не заплакала от обиды, что к ее кормушке эти "самые лучшие птички" не летают. Андрюшка тут же слазил на чердак и принес девочке добрый десяток хороших рябиновых кистей. С тех пор каждый раз Лариска уходила из "снежного замка" Андрюшки и Борьки, бережно унося в кулечке кисточки багряных мороженых ягод.

Но по-прежнему не заходил к Андрюшке Валерка. Вообще с ним творилось что-то странное. Он все больше и больше сторонился ребят, не участвовал в играх, но к урокам всегда готовился хорошо и по результатам второй четверти вошел в пятерку лучших в классе; поведение его было безукоризненным.

Борька - добрая душа - давно простил Валерке все на свете и искренне желал, чтобы Андрюшка и Валерка помирились по-настоящему.

– Мало ли что раньше было!
– не раз говорил он Андрюшке.
– Теперь он не такой, и ты сам видишь, что худо ему одному...

Худо ли, хорошо ли - этого Андрюшка не мог сказать, но то, что Валерка действительно стал не такой, это он видел.

– Ты бы поговорил с ним один на один, - советовал Борька.
– А то мы всегда вместе, а при мне он не хочет говорить всего, что думает.

– Не хочет - и не надо, - возражал Андрюшка.
– Я и сам не буду разговаривать с ним за твоей спиной. У нас нет и не может быть секретов друг от друга.

– Да не в том дело!
– настаивал Борька.
– Он ведь знает, что нету секретов, но лучше, если ты один, без меня...

– Может, и лучше, но я так не хочу.

И все-таки Борька добился своего.

Однажды после шестого урока Андрюшка не увидел Борьки возле раздевалки. Ничего не подозревая - мало ли куда тот мог отлучиться! Андрюшка оделся и тут обнаружил в кармане своей куртки записку. На клочке тетрадного листка некрасивым, но аккуратным Борькиным почерком было написано: "Я ушел домой с Лариской. А ты иди с Валеркой и поговори с ним".

Валерка только что вышел из школы, и Андрюшка догнал его у колодца, возле которого в октябре они с Борькой замывали заляпанную грязью куртку.

Дорожка была узкая, и Валерка посторонился, чтобы пропустить Андрюшку вперед. Но Андрюшка замедлил шаг.

– Пошли вместе, - сказал он миролюбиво.
– Или все еще дуешься на меня?

– Я ни на кого не дуюсь, - сумрачно отозвался Валерка, но продолжал стоять.

Андрюшка тоже остановился.

– Послушай, может, хватит? У Борьки на тебя никаких обид нет, у меня тоже.

Валерка поднял на Андрюшку невеселые глаза и ответил:

– Знаю.

– Так в чем дело? Не будем ничего вспоминать, и Борька, ты сам теперь убедился, парень надежный.

– Вижу.

– Вот и порядок!
– Андрюшка улыбнулся.
– Значит, мир и дружба? протянул руку.

– Нет, - тряхнул головой Валерка и ступил шаг назад.
– Не могу.

– Но почему?!
– растерялся Андрюшка, невольно опуская свою руку.

– Не могу, и всё!

– По-прежнему считаешь меня... предателем?

Валерка отрицательно покачал головой.

– Тогда объясни, в чем дело.

– Ты ничего не знаешь, - выдавил Валерка после долгого молчания, и губы его задрожали.
– Никто не знает правды... Куртку-то мою... я сам порезал. И бритву... Борьке в карман...

ЭПИЛОГ

Солнечным утром, когда воздух звенел трелями жаворонков и далеко окрест разносились немолчные песни буйно токующих тетеревов, по проселку, прихваченному морозцем, двигалась от Овинцева в сторону леса странная процессия: крупная каряя лошадь неспешно тащила сани, на которых сидел дед Макар с вожжами в руках, а по сторонам саней и сзади них шла довольно многочисленная толпа ребятишек, подростков и взрослых.

Посреди саней за спиной деда Макара лежал на соломе головастый лохматый медвежонок, ловко занузданный и связанный умелыми руками Виталия Максимовича. На правом ухе медвежонка поблескивала в лучах солнца металлическая пластинка с номером, которую охотовед выписал из Бюро кольцевания специально для Топтыжки. Медвежонок щурил глаза на солнце, щупал чуткими ноздрями весеннюю свежесть и время от времени шевелился, будто проверяя, всё ли еще держат его крепкие веревки. И когда он шевелился, на груди его был хорошо заметен след браконьерской пули синеватый шрам от зарубцевавшейся раны.

На опушке, перед въездом в лес, дед Макар остановил лошадь, окинул взглядом толпу провожающих и сказал:

– Малолеткам-ребятишкам пора вертаться. Мы еще далёко поедем, устанете.

– И ты домой, - распорядился Валерка, взглянув на Лариску.

Девочка чуть не заплакала.

– Я-то ведь не совсем малолетка!
– возразила она и с надеждой посмотрела на Андрюшку и Борьку.

– Пускай идет, - тихо сказал Андрюшка.
– Обратно вместо Топтыжки на санях уедет.

Те, что возвращались в деревню, долго еще стояли на опушке. Они кричали медвежонку прощальные слова и махали руками, пока подвода и люди, идущие за ней, не скрылись в лесу. Теперь, кроме четверых ребят и деда Макара, правящего лошадью, медвежонка провожали Виталий Максимович и охотовед.

Несмотря на раннюю и бурную весну, в ельниках еще белел снег как последнее напоминание о лютой и метельной зиме. Сородичи Топтыжки, конечно, уже давно покинули свои берлоги и бродили по лесу в поисках всегда скудного по весне корма. Топтыжка же поднялся позднее - может, потому, что зимний сон его был с перерывом, а может, просто "проспал" урочное время, так как в сарае постоянно царил полумрак, солнце туда не заглядывало и вешняя вода не проникла в "берлогу".

Ребятам, которые с наступлением весны со дня на день ждали, когда Топтыжка проснется, очень хотелось сразу досыта накормить его, но Виталий Максимович и охотовед не посоветовали делать этого: ни к чему раньше времени растравлять аппетит медвежонка, которому с таким трудом придется самостоятельно добывать себе корм. И теперь, молча шагая за санями, ребята с грустью думали, что медвежонок так и остался некормленый; даже ложечку меду ему не разрешили дать.

Еще в деревне, обсуждая, куда лучше отвезти медвежонка, все решили, что самое правильное выпустить Топтыжку у Слудного болота - там и корм найти легче, и место Топтыжке должно быть знакомо: осенью, прежде чем лечь в берлогу, медведица, конечно, водила своих медвежат по тем местам.

На поляне перед болотом дед Макар слез с саней, подвел лошадь к дереву, привязал ее. Все собрались вокруг саней. Медвежонок лежал спокойно, по-прежнему щурил глаза, и, если бы не веревки, которыми он был связан, можно б было подумать, что ему очень нравится вот так лежать на этой мягкой желтой соломе.