Дай лапу, друг медведь !
Шрифт:
Вдвоем ребята крепко связали ворот фуфайки, потом связали оба рукава, и медвежонок оказался в теплом мешке.
– Замерзнешь ты... В одном-то свитере, - сказал Борька.
– Попробуй надеть под низ мою вельветку, может, налезет? А не налезет - распороть можно.
– Ничего не надо. Быстро пойдем, не замерзну!
Андрюшка просунул руки под фуфайку и, как ребенка, поднял медвежонка к груди. Он не ожидал, что медвежонок окажется таким тяжелым, и понял, что донести его до деревни будет не просто. Но знал, что донесет, чего бы это ни стоило.
34
Сколько весит восьмимесячный медвежонок -
– И до чего тяжелый!.. Руки отваливаются.
– А он... не умер? Почему он не шевелится?
– Тепло ему, вот и лежит спокойно. Иногда и шевельнется маленько, будто вздрогнет.
– Ты видел, где у него рана?
– спросил Борька.
– Где-то в груди. Шерсть под грудью кровяная. Когда его на фуфайку перевернул, тогда и заметил. И правая передняя лапка тоже в крови... Только бы до деревни донести, а там сразу за ветеринаром сбегаем.
Борька развязал рюкзачок, достал лепешки и пряники, подал Андрюшке.
– Вот поедим, и я попробую его нести. Хоть немножко. Я, смотри, маленький, а сильный!
Андрюшка считал, что нести медвежонка Борьке, конечно, не по силам, но возражать не стал.
– Попробуй, - сказал он.
– Немножко поднесешь, и то хорошо.
Борька, ободренный такой поддержкой, пронес медвежонка не меньше сотни метров. Потом вдруг опустился на колени и дрожащим от напряжения голосом сказал:
– Всё, больше не могу...
Андрюшка из рук в руки принял ношу, и ребята пошли дальше. А солнце уже клонилось к западу, и было ясно, что засветло в деревню не прийти.
"Носилки бы сделать, - думал Борька.
– Только на носилках холодно ему будет, вон как морозит! На руках теплее..."
...В зимнюю пору колхозные механизаторы работали по субботам и воскресеньям не полный день, и Вадим Сергеевич возвратился домой, едва начало смеркаться. Он не на шутку встревожился, узнав, что Андрюшка и Борька еще не пришли из лесу.
– Они ведь не больно и заботятся, - ворчала бабка Перьиха. Дорвутся до воли, так и чуру не знают. Теперь-то уж, поди, в домашнюю сторону правят...
Не успокоившись таким предположением матери, Вадим Сергеевич решил сходить к Сизовым: может, ребята уже вернулись, но застряли у Борьки?
Но бабка была права: в эту самую пору Андрюшка и Борька действительно "правили" к дому, однако были всего на полпути к деревне. Они опять сидели на снегу, отдыхая, быть может, в десятый раз. После каждого такого отдыха ноша уже не казалась легче, а руки, наоборот, становились все слабей и непослушней.
– Придумал!
– почти выкрикнул Борька.
– Мы его вместе, вдвоем понесем. У тебя есть в брюках ремень?
– Есть.
– И у меня есть. Только дыры придется в фуфайке сделать. Проденем в эти дыры ремни и...
– Не так надо, - возразил
Андрюшка, живо ухватившись за Борькину мысль.– Мы из ремней лямки сделаем, чтобы медвежонок за спиной, как в ватном мешке, сидел!
Перочинным ножом Андрюшка нарезал дыр по нижнему краю фуфайки и тремя большими стежками прошил ее своим ремнем, а пряжку застегнул. Второй ремень ребята пропустили в сквозное отверстие, прорезанное возле веревочки, которой был стянут ворот, и все получилось отлично. Сначала ремни оказались длинноваты, но Борька подтянул их, перестегнул пряжки на другие дырки, и фуфайка с медвежонком удобно легла поперек Андрюшкиной спины.
Перемена положения, видимо, доставила раненому медвежонку какое-то беспокойство, и он заворочался.
– Шевелится, он шевелится!..
– восторженно прошептал Борька.
– Конечно, шевелится! Теперь мы его хоть за двадцать километров унесем!..
Уже светилось огнями недалекое Овинцево, когда перед ребятами на тракторном следу неожиданно возникли из густой темноты две человеческие фигуры.
– Кажется, шагают наши пропащие!..
– раздался глуховатый добродушный голос.
Андрюшка, узнав своего отца, почувствовал во всем теле такую усталость, что едва удержался, чтобы тут же не сесть в снег. Он остановился, опершись рукой на Борькино плечо, и хрипло и радостно сказал:
– Ну, теперь-то, Бориска, мы пришли!
Рядом с Андрюшкиным отцом был Федор Трофимович.
Отец Борьки, понимая, насколько устали ребята, сам вызвался сходить за ветеринарным врачом и сразу отправился на центральную усадьбу колхоза.
– Ты уж, Федя, поторопись!
– крикнул ему уже с крыльца своего дома Вадим Сергеевич.
– Если Виталия Максимовича нету, к Нюшке-фельдшерице сбегай!
– Все сделаю!
– отозвался из темноты Сизов-старший.
Когда Вадим Сергеевич со своей странной ношей на руках вошел в избу, Перьиха чуть не упала в обморок. Но, увидев, что следом за сыном через порог шагнул Андрюшка, а за ним и Борька, тотчас успокоилась и громко спросила:
– Чего такое принес-то? С ремнями!..
– Ты потише, - предупредил ее Вадим Сергеевич.
– Медвежонок раненый.
– Еще не легче!..
– Старуха так и села на лавку.
Вадим Сергеевич бережно опустил закутанного медвежонка на пол посреди избы, скинул с себя полушубок. Он сам вытащил из фуфайки ремни, мысленно подивившись сметливости ребят, перерезал веревочки, которыми были связаны рукава и стянут ворот, потом расстегнул все пуговицы и тихонечко раскинул полы. Медвежонок лежал на левом боку, поджав лапы и подогнув к груди мордочку. Глаза его были закрыты, он прерывисто и часто дышал. Шерсть на передней лапе повыше локтя и на груди свалялась и слиплась от запекшейся крови.
– Папка, а он живой?
– спросил Вовка, тараща на медвежонка круглые зеленоватые глаза.
– Видишь, дышит, - тихо отозвался Вадим Сергеевич.
– Значит, живой!
– И его можно потрогать?
– Нельзя, - ответил Андрюшка.
– В лесу он меня знаешь как за руку тяпнул!..
Бабка Перьиха тоже подошла, чтобы посмотреть медвежонка. Склонившись над ним, она постояла так и сказала с безнадежным вздохом:
– Не жилец.
Борька испуганно глянул на старуху, а Андрюшка хмуро сказал: