Дайте шанс! Трилогия

Скориков вместо одного большого стола организовал много маленьких. Сотни две-три человек сидит разбитые по кучкам. Из-за этого нет самого важного, что нужно на подобном празднике — единения.

Мое появление у кого-то вызывает удивление, у кого-то безразличие. Типа пришел и пришел.

За самым ближним к выходу столиком в углу сидит Иван Карлицкий. Увидев меня, он приветливо улыбнулся и хоть за столом есть пустые места, немного подвинулся, посчитав, что сейчас я присяду к нему.

Рядом с ним второй приятель Андрея — тихоня Сергей Верещагин. Он общался с парнем из параллельного класса. Больше за столом никого не было.

В отличие от Карлицкого Верещагин лишь взглянул на меня и продолжил разговаривать со своим собеседником. Он всегда такой, совершенно безразличный к людям. Даже к близким. И слишком высокомерный. Иной раз через губу не плюнет, пока соизволит что-то сказать.

Впрочем, в той или иной степени, здесь все высокомерны. Это часть имиджа, которым следует обзавестись любому, кто хочет попасть в пермское высшее общество.

Раскрасневшаяся после разговора Волгина уже сидит за столом с теми же подругами. Видимо отходит. Слишком много вложила в свою речь эмоций. Увидев меня, она предпочла отвернуться.

Тарасов тоже здесь. Разместился в компании парней в другом конце зала за первым столиком слева от центрального места с именинником. Со входа видна лишь его макушка. Зато прекрасно виден сидящий на возвышении именинник.

Скориков, по-моему, наклюкался. Поставил на стол локоть, уложил щеку в черную после скверны ладошку и слушает какого-то приятеля. Чуть в отдалении от него в одиночестве сидит Илона. На ее лице как я и думал — тухляк. Праздник пошел совершенно не по тому сценарию, на который они с женихом рассчитывали.

По мне, так вооружиться бутылкой шампанского, что стоят за каждым столом, разбить ее о голову Тарасова и тем начать драку. Или наброситься на него с барным стулом. Вчера это здорово получилось с полукровкой. В таком случае я бы заблаговременно обзавелся подходящим орудием и явился сюда сразу с ним.

Но это уже дикость. Не стоит показывать себя отмороженным на всю голову беспредельщиком. Да и незачем. Тарасова нужно немного подтолкнуть, и он сам нарушит обещание. Начнет ко мне цепляться и уже тогда я отвечу. Это будет идеальным решением. Тем более что он очень удобно сидит. Мне по этикету полагается подойти к имениннику, извиниться за опоздание и поздравить. Что и начинаю не спеша проделывать.

Далеко не все меня увидели сразу. Раздаются смешки, что-то типа «Ой, смотрите, появился». Громче остальных подает голос Тарасов:

— Андрейка явился. Беру свои слова обратно. Кому я там штукарь проспорил?

Ну надо же, он на меня еще с кем-то спорил!

Илона замечает меня, хмурится, прячет глаза. Ей стыдно. Стыдно, что она моя сводная сестра. Судя по выражению лица, сейчас она готова провалиться сквозь землю. А еще в лице читается ненависть.

Я же иду, слегка улыбаясь. Улыбка сама получается. Что-то они меня все веселят. Кажутся какими-то неприспособленными, тепличными и даже жалкими, что ли. Ничего из себя не представляют, а гонору выше крыши. Ну как же, целые аристократы, дворяне епт. Своими высокомерными повадками они вызывают у меня отвращение.

Никто из них не пожил с мое. Даже близко не хапнул того, чего перепало мне в прошлой жизни. Богатые родители, прислуга, водители с охраной — все это на самом деле сделало их слабыми. А я привык выживать. В интернате приходилось отстаивать буквально все вплоть до новых трусов. Поэтому я сильный. Внутри сильнее любого из них.

Все, страха нет. Если и оставался, когда я входил в банкетный зал, то сейчас исчез окончательно. Я в миге от того, чтобы наброситься на Тарасова. А он, тварь, ляпнул в мой адрес унизительную колкость и отвернулся. Но ничего, сейчас я это дело исправлю.

Не доходя до именинника, сворачиваю и останавливаюсь у столика Тарасова.

— Приношу свои извинения. На выпускном не смог появиться. Дела, обстоятельства. Но все остается в силе. Сказал, будет дуэль, значит — будет.

У парней за столиком Тарасова, сползают челюсти. Сам же он, по-моему, не верит своим ушам.

Андрей до ужаса боялся Тарасова. Даже когда пять дней тому назад вызывал его на дуэль, трясся и заикался. У меня нет ничего подобного. Наоборот, я едва сдерживаю себя, чтобы не вмазать первым.

— Да иди ты со своей дуэлью знаешь куда, — приходит в себя Игнат, — мне, вон, со Збруевым головняка выше крыши хватило. Столько бабок отвалили. Дед чуть шею не свернул из-за этого пи*араса.

— Не понял, из-за Збруева я теперь не смогу тебе разбить морду, что ли? — откровенно принимаюсь глумиться, потому как уже понятно, иначе его не расшевелить. — Игнат, да брось. Сегодня последний раз, когда мы видимся. Дай реванш. Смилуйся. Или ты зассал?

Если кто-то до этого говорил, теперь все замолчали. Уже и оркестра не слышно. На пару секунд в банкетном зале воцаряется тишина.

— Не ну все видели, я держался сколько мог, — поднимаясь, разводит руками Тарасов, словно оправдываясь. — Ну что, здесь или выйдем?

— Конечно здесь. А то я смотрю, скукатища. Пора устроить шоу. Раз*ебать еб*ло Тарасову. По-моему, будет весело!

— Эй, да ты чо, совсем обдолбанный?

Тарасов сам как медведь и повадки медвежьи. Подавшись ко мне, под охи-вздохи, многочисленные возгласы гостей пытается ухватить широким взмахом левой.

Он даже не прикрывается!

Левый кулак устремляется в открытую челюсть ровно в центр. Уворачиваюсь от медвежьей лапы и правой бью уже в его левую скулу.

— Ты чо, тварь, делаешь! — с выпученными глазами, орет Тарасов.

Все, медведь разбушевался. Активировав свет, он машет лапами, наступает. Друзья-товарищи, сидевшие с Тарасовым, рассыпаются в разные стороны. Столик крехтит ножками в одну сторону, попавшиеся на пути стулья улетают в другую. Мне приходится отступить.

Начало пошло совершенно не так, как я себе напридумывал. И уж точно не так, как при отработке ударов по боксерскому мешку. Два пропущенных в челюсть, от которых обычные парни в сквере вырубило, Тарасов вообще не прочувствовал. Еще и наступает.

Я тоже хорош. Надо было сразу активировать Свет. Тогда удары получились бы ощутимыми. Ну да ладно. Проехали.

Призываю Свет и кидаюсь на Тарасова с ноги. Удар в живот слегка откидывает его назад. Свет усиливает возможности. Я спешу воспользоваться его силой. Принимаюсь засыпать ударами тарасовскую челюсть. Он уклоняется, снова пытается меня ухватить. Беспорядочно бьет, попадая мне по рукам, плечам, голове.

В пылу я не сразу понимаю, что начинает происходить. Вокруг нас начинается вихрь. Игнат обратился к своей сверхвозможности вызова стихии Воздуха. Она у него именно такая, о какой говорил наставник — дикая, необузданная.