Даю тебе честное слово

Все понятно: Йенни была романтиком, и глаза у нее были на мокром месте. Пока Макс вместе с ней поднимался на второй этаж, он успел рассказать, что отца положили в больницу. Но Йенни уже узнала об этом от коллеги. К счастью, у Макса получилось переключить Йенни со своего несчастья на чужое. И она страшно обрадовалась, когда Макс подарил ей книгу по фильму, который они вместе ходили смотреть.

– «В память о нашем киновечере», – написал он на шмуцтитуле романа и попал в самое яблочко.

Харальд ввел психиатра в некоторую растерянность тем, что решительно отрицал какие бы то ни было суицидальные намерения.

– Может быть, вы действовали бессознательно? – спросил он.

В каком бы безрадостном состоянии Харальд в эту минуту ни находился, он не смог удержать смеха.

– Не стоит искать аномальные причины там, где речь идет о простом несчастном случае, – успокоил он доктора. – Иногда я принимаю по несколько капель успокоительного, так как с некоторых пор стал плохо спать. До сих пор я довольствовался самыми слабыми дозами, ведь наутро как-никак я обязан быть в хорошей форме. А в этот раз я долго не мог найти ложку, ну и, недолго думая, плеснул из пузырька…

Психиатр не отступал. В результате Харальду пришлось поведать ему о своих проблемах – прежде всего о жене, у которой в голове только работа, которая стала готовить без души и больше его не слушает. О том, что у себя на работе он со всех сторон подвергается нападкам, что дети – неудачники, их не удалось воспитать так, как задумывалось, что дополнительным бременем стал старый отец.

– Вы не думали о том, чтобы пройти курс психотерапии? – спросил врач. – Или, по крайней мере, о расслабляющих упражнениях для снятия стресса?

– Это все надувательство, – ответил Харальд, защищаясь от приставаний. – И если бы мой чрезвычайно ретивый сынок не поспешил пристроить меня в больницу, то рано или поздно я бы и сам проснулся!

– Неизвестно, неизвестно, – сказал врач. – Ваш сын поступил единственно правильным образом. Вы должны его благодарить, а не унижать словами типа «неудачник».

Когда Харальда снова оставили наедине, он задумался – как нередко случалось – о своем сыне. Максу требовалось немало денег. Никто не знал толком, на что он их тратил. На наркотики? Не потому ли парень лишен жизненной мотивации, что он обитает в других мирах? С другой стороны, он неплохо ухаживал за стариком, к сожалению, даже слишком хорошо… Завтра Харальда обещали выпустить. Он решил, что непременно поблагодарит Макса и в виде исключения даже похвалит.

Чем подробнее Харальду удавалось восстановить картину рокового вечера, тем яснее он понимал, что старик обвел его вокруг пальца. Догадывался ли он о коварном намерении сына, когда менял рюмки? И не мог ли он заподозрить недоброе, когда узнал о несчастном случае с Кримхильдой, и связать это с коньяком, который накануне не стал пить? Теперь Харальду придется придумать что-нибудь новое.

9

Йенни с Максом вошли в комнату к больному: кровать была пуста, а сам старик как сквозь землю провалился.

– Боже мой! – воскликнул Макс. – У него опять не все дома. Черт знает, где он может прятаться!

В конце концов они нашли его в спальне, где старик лежал на полу перед родительской кроватью. Ролятор валялся рядом.

– Господин Кнобель, вы ничего себе не повредили? – спросила Йенни и попыталась поднять старика, схватив за предплечья.

Вместе с Максом это получилось быстрее. Они посадили старика на край кровати.

Старик ворчал что-то невнятное и, как им показалось, стыдился того, что произошло.

– Никогда больше так не делайте, – строго выговорила ему Йенни. – Если захотите в следующий раз походить, рядом должен быть кто-нибудь из нас!

– Но меня позвала Ильза! – шумел старик. – И не век же мне сидеть только на кровати или на унитазе! Я хотел вернуть розовое кресло! Макс, принеси его! А что, малышка ревела из-за меня?

– Нет, дедушка, не из-за тебя. Сестра Кримхильда умерла.

Йенни бросила на Макса полный упрека взгляд.

– Господь призвал ее к себе, – поправила девушка Макса.

Профессия научила ее говорить с подопечными о смерти очень осторожно, с большим почтением, а лучше вообще стараться избегать этой темы.

– Валькирии будет хорошо в Валгалле, – проговорил старик. – Отведите меня обратно на кровать!

По всей видимости, дедушка ничего себе не сломал. Мягкий ковер на полу послужил своего рода амортизатором. Но что он искал в комнате сына – сказать не захотел или не мог.

Позже, наедине с Максом, Йенни согласилась:

– Он, конечно, прав. Ему не помешает уютное кресло, только не слишком низкое, чтобы он мог самостоятельно с него подняться. До и после обеда ему с нашей помощью надо делать кружок по коридору и потом некоторое время находиться не в кровати.

– Я перевезу сюда вольтеровское кресло, – пообещал Макс. – Правда, не знаю, влезет ли оно в машину.

– Твой дедушка богат? – спросила Йенни.

– Не миллионер, если ты об этом. Но у него свой домик, хорошая пенсия и, разумеется, кое-какие накопившиеся сбережения, так как он жил экономно. Не хочешь снова сходить в кино?

Йенни хотела съесть пиццу, она всегда была голодна после напряженного рабочего дня.

Макс был прав. С тех пор как отца положили в больницу, мать больше не готовила еду и по вечерам где-то пропадала. Как и в первый раз, Макс должен был заехать за Йенни.

Петра здорово припозднилась после свидания с другом. Это и понятно: обидно было не воспользоваться последним свободным вечером, ведь уже завтра Харальда выписывали из больницы. Макс, по-видимому, был дома, так как его автомобиль стоял припаркованный около подъезда. Наверное, он давно спит.

Проголодавшаяся Петра полезла в холодильник и недосчиталась бутылки шампанского, которую приготовила для своего любовника, но забыла захватить. Может быть, ее стащил Макс? И вообще он мог устроить прием, когда никого не было.

Она на цыпочках спустилась в подвал и заглянула в замочную скважину. Сквозь маленькую дырочку Петра разглядела лишь, что в комнате горел свет. Внутри кто-то тихо разговаривал. Или это был телевизор? Петра напряженно пыталась вслушаться. Говорил женский голос:

– Макс, ты такой очаровательный!

Вот так-так! Дождались! Сын наконец стал взрослым! Окрыленная от радости, Петра взбежала наверх. Этот звонкий голосок показался ей знакомым, и она напрягла память, пытаясь угадать, что это могла быть за девушка. В воздухе витал едва ощутимый запах лаванды и ядрового мыла. Первый, допустим, остался от санитарок, но второй – этот запах тления, которым пропахло прежнее жилище старика, – был, как ей казалось, побежден. Больного мыли, купали, одевали в подгузники, причесывали, постригали ногти и переодевали в свежее белье. Возможно, даже слишком часто – стиральная машина трудилась через день.