Дайвинг - Блюз

— Смешной ты, — тот поймал ключи, покачнулся, привстал, чтобы не упасть. Вот оно, пошло-покатило. Фарт,

расчехляется пассажир! Сознание этого захлестнуло черной радостью, — Вижу, признаешь хвосты. А по вопросу,

сколько кому хватит, — мне нужно все. Что, не понял еще до сих пор? И общак, который ты забрал тогда, и

документы — всю делюгу. И подводные сокровища, в оплату за бока. Кстати, то, что нужно этому Эмиру, — детали.

Можешь себе оставить. На память. Скажу, что мы их утопили. И вообще, держать этим компроматом нашего

Большого Гнилю за хлястик можно, аккуратно если.

— Ну, это же бред! Кассеты, бумаги… Легенда про общак… Заманушка гнилая для несмышленых. Сам подумай!

На каждое богатство уже есть хозяин. Поезд ушел! И компромат твой тухлятиной тянет. Так что бери то, что дают.

Без обид, и разошлись бортами!

— Я готов к этому — стать хозяином богатства, — не мог совладать с собой Колюня. — Да я к такому моменту

с детства себя готовил. Шел, через всех переступая. Ты мне отдашь все — и это единственный твой шанс остаться

на этом свете!

— Да, вижу, тебе ничего уже не втолкуешь. Тогда пойдем, возьмешь все сокровище сам. Я покажу тебе. Ты

молодой. Сколько тебе было в начале девяностых? Восемнадцать, двадцать? И с тех пор в шестерках? Стал

сутенером? Невелик результат к тридцати пяти. И вот наконец подфартило. Что же, пойдешь на эту глубину. И пусть

она все решит. Почти шестьдесят метров — для меня сейчас это нереально. Я если уйду туда — уже не выйду,

скорее всего. А ты молодой, для тебя это не предел. Там все. Пойдем вместе, я согласен.

— Имей в виду, пойдем не одни. Своих беру. Они у меня опытные. В Средиземке на пятьдесят уходили.

— Это тебе не Средиземка, это Тархан. Пацанов пожалей.

— Замуливаешь? Вот ты рыба! Ничего, и я повидал! Ну-ну, может, опять скажешь, у русалок хранится твоя

касса? У царя морского? Вот ты сказочник! А теперь меня слушай. Долго я тебя вел. Ты, конечно, крутой мужик.

Таких я уважаю. Сначала думал, не ты, а лох какой-то. Хорошо ты отвалил тогда, технично. После одни только

трупы. Ни денег, ни тебя. Думаешь, поверили, что это твое тело в машине разорвалось? Ха, люди с лимонами в

руках так глупо не погибают. Я искал тебя все эти годы. А ты фэйс подправил у хирургов и айда, кайфовал в

Северной столице. А домишко прикупил на Тархане зачем? Что, думал, забыли за столько лет, не вспомнят? Или

эта… ностальгия замучила? Я парился с такими на Чужбине, слышал! Господи, да мне бы твои бабки — только меня

тут и видели. А твоя дочурка проявила тебя, сама не зная. Вот уж бывает как!

— Что ты сказал? Дочка? — внутри него что-то перевернулось, снова сильно закололо в груди. Словно душа

не могла больше терпеть такого! И боль, и тяжелое разочарование захлестнули, разъедая, как червь, душу. — Ты

уверен? Дочка? Врешь! Она знает об этом?

— Не волнуйся, узнает. Смотри, до времени не крякни. Говорил же я тебе, что в итоге она будет во много раз

дороже. Это после того, как развели меня на глубине, мол, чудом вовремя поспели... И я как лох тогда, плакал!

Помнишь, я обещал сделать тебе подарок?

— Не припоминаю, — ответил ему Гоша.

— А я сдержал слово. Телок подогнал тебе. Чем могу, как говорится. Не я же виноват, что ты сам так

распорядился. Или судьба. И потом, я не был до конца во всем уверен. Только когда Лариска отзвонила и сказала,

как вы с ней похожи, с Данкой. Тебе самому не показалось?

Колюня закурил, довольный собой, выдохнул сигаретный дым в свежий морской ветер.

— Да и я тебя не забыл. Давно еще помнил. Мне было лет двенадцать, когда ты гулял с одной девкой с нашего

двора. Ну, еще вы лизались под шелковицей. С Милой. Ну? Помнишь такую? Вот, и кольцо ты ей подарил, узнаешь?

— он расстегнул спортивку и вывалил несколько цепей, среди который грустно блестела Данкина, тоненькая, с

колечком.

— Мы с пацанами на шелковице гнездились вечерами. Наблюдали за вами, затаив дыхание. Все пацаны

влюблены были в нее, наверное, и я тоже. И ревновали ее к тебе по- детски.

— Что ты мелешь! Мало ли таких колечек? — Гоша подумал про себя: «С Милой? Ее так звали, ту девушку,

которую любил когда-то. Неужели? Но это было так давно!» — Висок снова забуровил болью неясных

воспоминаний. Та, из юности, девушка Мила. И ведь правда, так похожая на Дану. Вот кого она напоминала ему, из

давней, прошлой жизни… Колечко, шелковица… Но почему шелковица? Там абрикос был, ведь точно, еще

переспевшие плоды падали ночью с веток и разлетались брызгами! Запомнилась, отложилась в памяти эта глупая

и несущественная деталь, был уверен. Не может быть! Или все же?.. Да какое это может иметь значение сейчас —

абрикос, шелковица…

А если это правда? Жуткая, чудовищная, неожиданная? Что он не один на этом свете, и все случилось так…

Что это? Карма? Матрица доли, перешедшая от отца, которого он всю его жизнь называл дядя? Мысли путались и