Дед, бабайка и чумовой парик

– Слушай, И… Исалям, а что еще ты… кхм… умеешь?

– Во-первых, никакой не Исалям, – черный хвост нервно дернулся, – а Иероним.

– Ой, ну прости-прости, – я махнула рукой, заминая малюсенький инцидент. Надо бы где-то записать… На холодильнике например.

– А во-вторых, – продолжил уголек, – все равно я тебе не скажу. Много знать будешь, – и снова высунул розовый язык.

Ну и тут я, разумеется, демонстративно фыркнула, обидевшись на своего нового надсмотрщика, и торопливо отправилась вверх по лестнице в свою комнату, дверь которой, оказалось, если посильнее дернуть, закрывается с нехилым таким хлопком. У меня даже уши на секунду заложило.

У одного хандра, видите ли, и резкие смены настроений, а у второго приступы вредности. Куда я вообще, черт возьми, попала? Может, смыться отсюда, пока император Адриан еще…

Сзади кто-то дернул за волосы, заставив подпрыгнуть от неожиданности.

– Иероним, черт возьми, зараза угольковая! – так он еще и через двери проникать может. Ну замечательно теперь.

– Смываться строго запрещено, – беззаботно прошел он, описывая круг у меня над головой.

– Ах ты… – я даже поперхнулась и ненадолго закашлялась, – и мысли читать умеешь, бессовестный?!

– Ну я же из мысли родился… – он выглядел таким напыщенным и самодовольным, что было даже смешно.

– А я не из дома сбежать имела в виду. А вообще из деревни уехать.

Иероним вздрогнул и пару секунд смотрела на меня черными, словно угли, блестящими, широко раскрытыми глазами. Потом полетел ближе.

– А разве тебе не сказали… Отсюда не уезжают…

Я секунды две таращилась на Иеронима, не моргая. Во сморозил хохму. Вот сейчас как возьму и уеду. И призрак ваш тут со своими поцелуйчиками меня не задержит…

– Ты чего сказал-то, Иероним, тупоголовое создание? – я нахмурилась, уперев руки в бока и склонившись к удивленному почему-то угольку. – Сам-то понял?

– Я-то понял, – спокойно заявил он, хлопая желтыми глазами. – А вот ты нет. Дуреха ты дуреха… – уголек с такой искренней жалостью взглянул на меня, что стало даже как-то не по себе. – Я же тебя не стращаю, я тебе правду говорю. Рею положено убить тебя и всех тех ребят, что с тобой были. Но что-то с ним приключилось и он этого делать не стал. Ну и – по секрету тебе скажу – тоже тот еще дурень. Если начальство узнает, пожалеют все. А если император Адриан узнает? Ой, что будет, что будет… Поэтому нельзя тебя выпустить, а то вдруг проболтаешься еще что? Кто тебя знает?

– Ты давай, зубы-то мне не заговаривай, Ро-оня. Отвечай, ты меня что, и от Адриана защитить сможешь?

– Во-первых, называй полным именем, нечего дурацкие сокращения придумывать. А во-вторых, нет. Если император нападет, я первым смоюсь, – сияя, честно признался уголек. – Я должен следить, чтобы ты сидела тихо и смирно, никуда не делась. – Иероним замолчал и, подумав, прибавил, – Пышечка.

– Сам ты пышечка! – вспылила я, и тут же, будто по чьему-то приказу, в комнату с силой ворвался ветер, распахнув, казалось бы, накрепко закрытое окно.

Я вздрогнула, ежась от неожиданного холода и косясь на подоконник, откуда ветром чудом не унесло розовый горшочек с петунией. Благо, створки наружу открываются, а не то лежать бы ему на полу, горемычному, разбитым…

Но и по этому поводу мне погоревать как следует не дали, дергая за рукав.

– Александра, закрой окно. Не к добру его так оставлять. Закрой, – настойчиво произнес Иероним.

Голос у него был приятный даже, немного с хрипотцой.

Я, так уж и быть, вздохнула и послушно потянулась к окну, но не рассчитала и чуть было не расшибла лицо о подоконник, потому что рука с оконной створки неожиданно соскользнула, будто створку эту кто-то нарочно отодвинул.

Иероним крайне выразительно вздохнул:

– Неумеха ты, неумеха…

– Помолчал бы! – огрызнулась я.

И тут опять пришлось зажмуриться, потому что в злополучное окно вновь ворвался сильный ветер, растрепав волосы и сметая со стола какие-то бумажки. Они почти грациозно закружились и медленно легли на пол у самой двери. Неожиданно меня будто осенило, и я резко замерла, словно вкопанная. Как мог ветер, черт возьми, вообще распахнуть окно, если створки открываются наружу?! Что за психоделика, мать бы ее?

Я наконец поняла причину беспокойства Иеронима, но закрывать окно было уже поздно – в комнату ворвался рой каких-то странно жужжащих насекомых, которых и рассмотреть-то толком не удалось, оттого что двигались слишком быстро. Под сердцем что-то нехорошо дернуло, я только пискнуть и успела, закрывая голову руками. Черт, черт, черт! Ненавижу насекомых! Всегда ненавидела. А теперь особенно.

Я кинулась сначала к двери, потом поняла, что она заперта, и злобно чертыхнувшись, забилась в угол. Парочка насекомых, приводя меня в лютое недоумение, схватила со стола мобильник и вылетела в окно. Ну еще бы, вон какие дрозофилы, им это особого труда не стоит… А за первыми комарюгами комнату чинно и величаво покинула вся свора.

Я так и сидела на полу в полнейшем недоумении. Ну и зачем им мой мобильник? Порнограф… кхм… неважно, надеюсь, они не спалят.

Хотя что я вообще несу? Бояться, что мифически пчелы мутанты найдут в моем телефоне какие-то непотребности и за это будут меня ругать… Это по меньшей мере маразм…

Хотя мобильник необходимо срочно вернуть вне зависимости оттого, кто у меня его отобрал, хоть жирный гранки в трениках; но мама будет звонить, а если не дозвонится, то очень расстроится и мне здорово прилетит. Это уж куда страшнее…

Точно, и плевать я хотела на заветы наглого призрака, вот!

Иероним, наглый свин, вылетел откуда то из-под кровати и настойчиво дернул меня за рукав футболки.

– Саня, взгляни, – потребовал он. – Немедленно.

– Не называй меня Саней, когда так делют, мне всегда кажется, что меня принимают за мальчи… – я резко осеклась, взглянув туда, куда потребовал уголек, а именно на свое плечо, где красовался красный распухший укус.

Ай, растудыт твою налево, одна из этих тварей успела меня тяпнуть! На месте укуса вздулся внушительный, налитый красным волдырь. Вот еще радость какая, а я даже не почувствовала.

– Естественно, не почувствовала, – хмыкнул Иероним, – у них в яде анестезирующее средство содержится. – Теперь не шевелись!

– Какой не шевелись! – я, морщась от боли, выдавила из ранки бесцветную жидкость. – Мне мобильник спасать надо.

– Какая ты меркантильная, – скучающе протянул уголек, но как только увидел мои поползновения, резко оживился, – эй, а ну стоять, куда ты, чокнутая бабенка?!

А я и стояла. Высунув одну ногу из окна и методично нащупывая карниз, чтоб на него опереться. Бесспорно, я собиралась совершить одну из самых больших глупостей в моей жизни.