Дедушка, Grand-pere, Grandfather… Воспоминания внуков и внучек о дедушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX – XX веков

Эти же качества — терпение, точность и «нежность» движений — требовались и при сооружении карточных домиков. Иной раз не домиков — дворцов! Некоторые умельцы-архитекторы доводили их до трех-четырех этажей, с мансардами и пристройками. Поспешишь — людей насмешишь. Тщательно проверяли поверхность стола, чтобы ни сучка ни задоринки, разговаривали шепотом, ходили на цыпочках. Прежде чем заложить «первый камень», закрывали окна: не дай бог дуновение ветерка! Однажды, рассказывала бабушка, замок разрушила пролетевшая муха. Так вот откуда это выражение «Развалился, словно карточный домик!»

Еще было «шутомино» — интереснейшая игра в слова. «Игра для всех» — так написано на коробочке. Вот выдержки из правил: «В игре 35 плашек. На каждой стоит буква и при ней цифра, означающая стоимость буквы в очках. На одной плашке изображен “шут”. Он заменяет собой любую букву и стоит 9 очков. Плашки раскладываются на столе буквами вниз. Каждый берет по 5 плашек». Играли и в «блошки»: на мягкое одеяло ставили низкий деревянный стаканчик, в который каждый играющий должен был с помощью биты забросить «блошки» — плоские кругленькие фишки, различающиеся по цвету. Прыгучесть «блошек» зависела от силы нажима, от заданного направления полета.

И конечно, бильбоке. Говорят, этой игрой увлекался король Генрих III, считал, что она успокаивает нервы. К палочке, один конец которой острый, а на другом — чашечка, прикреплен деревянный шарик, на длинном шнуре. Забросить его в чашечку, в общем-то, не сложно. Гораздо труднее посадить шарик на кол.

Собирали и пазлы, оказывается, уже тогда это занятие было модным. Сохранился пазл, деревянный с изображением Лубянской площади. Думаю, выбор не случаен — именно здесь находилась фирма прадеда.

И стихи писали в гостиной, в альбомчики. В конце XIX — начале ХХ века такие альбомчики были в каждом доме. Обычно они назывались Souvenir, ну а наш более оригинально — «Для возбуждения прилежания». Иван Иванович купил его в писчебумажном магазине Г. Аралова, на углу Тверской улицы и Леонтьевского переулка. Начат 10 ноября 1920 года. Ниночке, моей маме, исполнилось семь лет.

Картинки, наклеенные на каждой страничке, — не сводные, а выпуклые, объемные, очень красивые. Это заслуга не господина Аралова, владельца магазина. Это в семье их вырезали — клеили.

Пишите мне, подруги, Пишите мне, друзья. Пишите все, что вы хотите, Все будет мило для меня.

На первой картинке девочка-озорница, хихикающая, со спущенным чулком, в желтой юбочке. На некоторых страничках картинки большие, значит, для текста мало места. На других — маленькие, тут стишок может быть длинным. Каждый выбирал тот лист, который нравился.

Впрочем, одна страничка нравилась всем — последняя. Пожелание в конце альбома считалось самым искренним. Оно непременно сбудется! Видимо, это знал и Владимир Ленский, когда писал стихи Ольге:

Пониже подписи других Он оставляет нежный стих.

В общем, все старались занять последнюю страничку. Казалось бы, победила бабушка Катя. 11 ноября 1920 года написала своей племяннице:

Кто любит более тебя, Пусть пишет далее меня.

Наивная Катя! Она забыла, что есть еще обложка! Именно там, в правом нижнем углу, какая-то Фрида Борисовна вывела те же слова: «Пусть пишет далее меня…» Что ж, теперь и впрямь далее некуда. Кстати, была и другая приме — та — не занимать первую страничку: тот, кто напишет здесь, может заболеть. Нехитрые слова:

Расти, как пальма горделива, Цвети, как розы цвет. И будь всегда счастлива, Не зная в мире бед.

Есть советы:

Все альбомы и стихи Все на свете пустяки, И советую тебе Не держать их в голове.

Есть стихи воспитательные:

Дарю тебе мочалку, Прошу ее любить. Она тебя научит, Как в бане шею мыть.

На нескольких страничках загнутые уголки. Это секрет:

Кто прочтет секрет без спроса, Тот останется без носа.

Отвернешь — а там очередное объяснение в любви. Некоторые стишки повторяются, причем в разных вариантах. Есть странички испорченные — представляю, сколько слез пролила хозяйка. Встречались строчки и более серьезные:

Как Гельцер будь легка, Как Ленин будь умна, Как Керенский красноречива И как Венера будь красива.

Подпись: Лео от Ляли. ЛЕО — так маму называли.

Два других альбомчика начаты в 1927 году. Ниночке уже четырнадцать лет. Теперь все стишки только от сверстников, нет и наклеенных картинок, нет уголков с секретами: девочка выросла…

Тебе желаю веселиться, В забавах время проводить, Но только, только не влюбиться, Влюбленной очень трудно жить.

И конечно, слова, кочующие по всем альбомчикам:

Ты хочешь знать, кого люблю я? Ее нетрудно угадать. Будь повнимательней, читая, Яснее не могу сказать.

Ответ прост: по вертикали, первые буквы каждой строчки.

Нужны ли были эти стишки-альбомы? Какая-то неизвестная мне Жаннет Мессингер спрашивает:

Зачем ты просишь, дорогая, Стихи в альбом тебе писать? Кого ты любишь — не забудешь. Альбом же можно потерять.

Не потеряла! Давно уже нет на свете девочки Ниночки, а ее альбомчики по-прежнему лежат дома. С 1920 года… Каждый год в гостиной устраивали елку. Власти запретили ее не сразу после революции, а лишь в начале 1920-х годов. Мама родилась в 1913 году, так что целых десять лет елка для нее — событие мирового масштаба.

Командовал на новогоднем празднике, конечно, Иван Иванович, выбирал не только дерево, но и игрушки. Их привозили тогда из Германии. продавались они практически во всех лавках, наверняка и в Торговом доме прадеда. Ну а в торговом доме Абрикосовых можно было купить игрушки марципановые!

В предпраздничные дни в магазинах Абрикосовых — столпотворение. Игрушки красоты необыкновенной: зять Алексея Ивановича был художником. С восторгом рассматривали дети зайца в капусте, гномиков, домик с трубой на крыше. «А ты попробуй!» — предлагали родители. Как это — попробовать?! Домик из картона, паровозик — из жести. «Попробуй!» И тут-то выяснялось, что игрушки из шоколада!