Дедушка-именинник

— Какъ я могу благословлять или не благословлять, не зная, кто она такая, изъ какихъ… Чьихъ она? — задалъ онъ вопросъ.

— Купеческаго рода. Сирота. При дяд живетъ. Дядя опекунъ. Хорошенькая… Всего восемнадцать лтъ. Безкормова ея фамилія. Отецъ умеръ, мать тоже…

— Безкормова, Безкормова. Не Герасима-ли Ермолаича Безкормова дочка? Суровщикъ былъ.

— Его самаго… — кивнулъ сынъ.

— Знаю. Дисконтировалъ онъ у меня векселя и полторы тысячи за нимъ у меня пропало. Охъ, какой мужикъ былъ, не тмъ будь помянутъ! Крестъ у меня надъ его полутора тысячами поставленъ. Подвелъ онъ меня! Сильно подвелъ. И процентовъ я съ него столько не усплъ взять, сколько потерялъ. Предлагалъ сдлку, я заупрямился, онъ умеръ — ну, и пошло все прахомъ.

— Дти за своихъ родителей, ддушка, не отвчаютъ.

— Показали посл смерти, что ничего нтъ. Товаръ изъ лавки растащенъ былъ. Знавалъ Безкормова. Какъ не знавать! Потерялъ я за нимъ.

— Такъ какъ-же, ддушка? — совсмъ обезкураженно проговорилъ Алексй.

— Ты наведи хорошенько справки насчетъ невсты-то. Вотъ что. Какъ возможно, чтобы за ней давали пять тысячъ приданаго, если посл отца и тысячи рублей не осталось! Врутъ, надуваютъ.

— А можетъ быть это у невсты материнъ капиталъ.

— Наведи справки, дура! Сдая голова, а ничего не понимаешь. Нтъ тамъ пяти тысячъ.

— Можетъ быть, дядя опекунъ даетъ. Дядя онъ ей по матери и богатый.

— Наведи справки. Пускай документъ покажетъ опекунъ. Вдь ужъ если есть за ней пять тысячъ, то долженъ онъ въ банк на храненіи ихъ держать. Росписку, росписку пусть предъявятъ.

— Нтъ, если дядя-то отъ себя даетъ, такъ какая-же росписка?

— Пусть въ банкъ на ея имя положитъ. Да у дяди-то есть дти?

— Трое.

— Ну, такъ зачмъ-же онъ отъ дтей отниметъ и племянниц дастъ? Наведи справки. Держи ухо востро. Прежде народъ вороватъ былъ, а теперь вдвое.

— Но если деньги есть, то можно Володьк разсчитывать у васъ на квартирку?

— Наведи справки. Справки наведи… и потомъ приходи разговаривать… — стоялъ старикъ Валовановъ на своемъ. — Справки… Нынче никому врить на слово нельзя.

— Слушаю, папенька.

Сынъ поднялся и отошелъ отъ отца.

— Ну, что? — спросила Алекся жена.

— Кажется, провалъ, — отвчалъ онъ. — Да и мы-то, кажется, провалились съ невстой. У невсты деньги наврядъ-ли есть. Старикъ знавалъ ея отца и потерялъ за нимъ. Посл разскажу. Теперь не время и здсь не мсто, — прибавилъ онъ.

VII

Завтракъ кончался. Молодежь накинулась на него основательно. Кулебяки были съдены начисто. Отъ копченаго сига остался только остовъ и лишь по немногу мяса на костяхъ окороковъ ветчины и телятины. Володька женихъ и студентъ слегка подпили. Слухъ о богадльн и пріют, предполагаемой старикомъ, и сообщенный Трифономъ Савельевымъ Анисиму Валованову по секрету, не остался тайной и былъ тотчасъ-же сообщенъ Анисимомъ брату Андрею. Андрей передалъ Алексю, Алексй шепнулъ жен и сестр Наталь, а та мужу, и вотъ во всхъ углахъ зашептались.

— Три милліона! Боже мой! Но что-же тогда наслдникамъ-то? — возмущалась жена Алекся.

— Да еще прибавь коммерческое да техническое училище на родин въ Ярославской губерніи, — подсказалъ мужъ. — Вдь это тоже въ милліонъ вскочитъ.

— Вдь это куда больше, чмъ половина состоянія… — печально покачала дочь Варвара Ивановна. — А сыновьямъ въ прибавк комнатъ къ квартирамъ отказываетъ.

Алексй разсуждалъ:

— Я не противъ благотворительности. Отчего богатому человку не увковчить свое имя посл смерти, но ужъ что-нибудь одно: или пріютъ, или богадльню, или училище. А тутъ вдь все вмст, и два училища: техническое ремесленное и коммерческое.

— Мн кажется, у двушки умъ за разумъ зашелъ, — сказалъ мужъ Наташи, трактирщикъ. — Въ голову вступило. Со стариками это бываетъ.

Онъ сдлалъ жестъ, приблизивъ руку ко лбу.

— Вступило или не вступило, для насъ это безразлично, но ужъ половины-то наслдства не будетъ! — печально вздохнулъ сынъ Анисимъ.

Всхъ раздраженне была жена Алекся.

— Боле двадцати лтъ дрожимъ передъ старикомъ, боле двадцати лтъ по струнк ходимъ, своей воли не имемъ, кланяемся, ублажаемъ, и вдругъ эдакій афронтъ! — шептала она.

— Не показывай виду, что сердишься. Чего ты! — останавливалъ ее мужъ. — Замтитъ, узнаетъ въ чемъ дло, такъ и послдняго можетъ лишить.

— Господа! Это вдь надо все обсудить, — сказалъ мужъ Наташи. — Подемте отсюда ко мн въ заведеніе ушки похлебать, тамъ и обсудимъ, — предлагалъ онъ.

— Да ужъ обсуждай или не обсуждай, а если задумалъ старикъ, то его ничмъ не остановишь, отвчалъ Алексй. — Безполезно.

— Нтъ, отчего-же? Дтей отпустимъ домой, а сами къ Наташ,- говорилъ Анисимъ. — Можетъ быть, поршимъ, что лучше самимъ спросить обо всемъ этомъ у старика.

— Ну, что-жъ? Ну, онъ и отвтитъ. А дальше что? — спрашивалъ Андрей. — Узнаетъ о сборищ, подумаетъ, что противъ него что-то замышляютъ — возьметъ да и лишитъ всего. Я домой ду. Я къ вамъ, Василій Павлычъ, лучше потомъ пріду.

— И я не поду. Я домой… — ршилъ Алексй.

— Ну, какъ хотите. А право, не мшало-бы всмъ старшимъ родственникамъ ушки вкуп похлебать, — стоялъ на своемъ мужъ Наташи.

Но старикъ Валовановъ нсколько и самъ поднялъ завсу, когда дти и внуки его начали разъзжаться по домамъ и отыскивать свои шапки.

— Постойте… Не уходите… Я кое-что хочу сказать вамъ, — остановилъ онъ дочь Варвару Ивановну, когда та подошла проститься съ нимъ и поцловала у него руку. — Погоди, Алексй… И ты, Андрей, погоди. Прислушайте… Положи, Анисимъ, шапку. Наташа! Гд ты? Иди сюда на минутку. Младшіе можете не слушать. Я только старшимъ… Егоръ Егорычъ не свой здсь, но онъ больше чмъ свой. Онъ можетъ слушать. Да онъ ужъ и знаетъ все это. Ему, какъ главному управляющему, все извстно.

— Если желаете, многоуважаемый Иванъ Анисимычъ, такъ я могу и удалиться, — сказалъ архитекторъ Штрикъ, посасывая сигару.

— Сиди, сиди…

Посл такого вступленія старикъ, наконецъ, началъ:

— Я написалъ духовное завщаніе на-дняхъ. Было у меня раньше оно написано, но нынче я измнилъ его. Дабы посл моей смерти оно не было для моихъ наслдниковъ неожиданнымъ, я хочу познакомить ихъ съ моимъ духовнымъ завщаніемъ. Васъ, то есть, мои сыны и дочери.

Сыновья, дочери и внуки внимали. Тишина была полная. Слышно было даже, какъ соплъ носомъ толстый мужъ Наташи, какъ урчало въ желудк у сына Алекся.

— Ни отъ дда, ни отъ покойнаго отца моего, да и ни отъ кого я не унаслдовалъ ни ломанаго гроша, — продолжалъ старикъ. — Въ Петербургъ привезенъ былъ въ торговую науку даже въ чужомъ полушубк, на тычкахъ и на хозяйскихъ затрещинахъ выросъ, но все-таки выбился въ люди, свое дло завелъ, васъ воспиталъ и всхъ васъ на ноги поставилъ, а затмъ, грошикъ къ грошику приколачивая, и капиталъ образовалъ. Да-съ… Блудно деньги не швырялъ, въ лишнемъ себ отказывалъ, баловствомъ не занимался, держалъ себя въ аккурат, и вотъ теперь ужъ Богъ меня благословилъ. Кое-что имю… хорошо прикопилъ, не скрываю. Ну, такъ вотъ-съ… разсуждая такимъ манеромъ, я теперь предполагаю… Вдь опытъ, я то опыту говорю… И вотъ я такъ разсуждаю, что и сыны мои могли-бы точно также себ накопить капиталецъ, какъ и я накопилъ. Можетъ быть, даже и накопятъ, время еще не ушло, когда перестанутъ надяться на полученіе папенькиныхъ капиталовъ. А потому я, милые мои дти, сегодня объявляю, чтобъ вы не очень-то надялись на полученіе моихъ капиталовъ посл моей смерти. Кое-что по духовному моему завщанію каждому изъ васъ будетъ опредлено… Только кое-что, сыны мои и дочки, нарочно повторяю вамъ… Но милліоны мои, о которыхъ вы денно и нощно, можетъ быть, грезите, пойдутъ на богоугодныя дла. Хочу себ памятникъ воздвигнуть посл моей смерти… Памятникъ… И вотъ этотъ-то памятникъ будетъ: пріютъ для сирыхъ, богадльня для старыхъ и неимущихъ… И кром того, тамъ многое будетъ, о чемъ вы потомъ узнаете, потомъ. Но будутъ и два отдльныя училища: коммерческое и ремесленное… Вотъ на вс почти деньги, по моему духовному завщанію, и будетъ мн сооруженъ такой вчный памятникъ, про который я говорю. Говорю я это потому, чтобъ посл моей смерти никакихъ дрязгъ и никакихъ судбищъ не было. А то читаешь газеты и видишь, что это нынче въ мод. Какъ кто на благотворительное дло свое кровное добро отказываетъ — сейчасъ наслдники въ судъ лзутъ. — «Неправильное, ложно, не по закону, старикъ былъ не въ своемъ ум». Такъ чтобъ ничего этого не было посл моей смерти. Все въ духовной правильно, и я въ своемъ ум. Богъ мн послалъ капиталы — на божье дло я ихъ и отдаю. Поняли? — спросилъ старикъ Валовановъ и умолкъ.