Дедушка русской авиации

Гоша с заметным усилием поднялся со стула и медленно, прихрамывая (хотя про больные ноги разговора не было), подошел к Анечке. Медсестра сидела в задумчивости, глаза у нее были влажными. Подействовало! Гоша встал у Анечки за спиной, отдернул штору, посмотрел в окно.

— Темень, жуть, полярная ночь! Холод и страх! Как хочется любви и теплоты! Как хочется…

Продолжая негромко причитать, Полторацкий покосился на Анечку. Та, похоже, расклеилась. Пора! Гоша наклонился и ткнулся носом в Анину щеку.

— Что ты, Игорь?

— Как хочется теплоты! Анечка, только вы можете подарить мне радость и скрасить мое сумрачное существование.

Гоша прижался к медсестриной груди, обхватил цепкими руками талию, прикоснулся губами к шее. Воспринимает терпимо, но взаимностью не отвечает — впрочем, это пока и не нужно. Сейчас главное — не торопиться, не спугнуть. Гоша осторожно поцеловал Анечку в губы. Реакция спокойная. Отлично, все идет по плану! Следующий поцелуй — подольше. Теперь — длительный и томный засос…

— Ты что, очумел! Нажрался, а теперь на людей кидаешься? Отвяжись от меня, пьяница! Марш в палату! Завтра же доложу Немировскому!

Это облом — Аня учуяла запах. Проклятый коньяк! Недаром говорят: алкоголь — враг человека.

— Анечка, ты чего? Ты меня боишься? Меня, измученного солдата? Анечка, если б ты знала, как мне не хватает простой человеческой теплоты, любви…

Полторацкий зациклился на «теплоте». На разгневанную Анечку «жалобы турка» уже не действовали.

— А ну, быстро спать! Сейчас дежурного по караулам вызову!

Анечка потянулась к телефону. Дежурный по караулам — это персона нон грата. Придется отступить.

— Мой добрый ангел! Я повинуюсь твоему веленью и ухожу, но твой образ навсегда останется в моем сердце! Конечно, жаль, что ты осталась глуха к моим мольбам! А ведь мне так не хватает… (впрочем, мы это уже слышали).

С чувством произнеся грустную прощальную тираду, Полторацкий вернулся в свою палату, где растолкал смачно храпевшего фельдшера.

— Ну, как?

— Завернула меня, сучка. Все в точности как ты и говорил, включая обещание настучать Немировскому.

— Не переживай, Гоша, не застучит — я с ней поговорю. Она хоть и не давалка, но баба в целом нормальная.

— Спасибо, Риф. Будем считать, что годовщину революции мы отпраздновали достойно, на высоком идейно-политическом уровне.

«Северное сияние»

Жизнь в санчасти — сахар. Гоша усиленно питался, спал, читал и смотрел телевизор в офицерской палате. С Анечкой Гоша не разговаривал, да и вообще старался на нее не смотреть. Мусин сдержал слово, потолковал с медсестрой по душам, и Анечка не застучала — и то хлеб.

Свою неудачу Полторацкий пережил легко — авантюра чистой воды, да еще слепленная на пьяную голову. Конечно, подобные спонтанные мероприятия могут заканчиваться успехом, но в данном случае просто не повезло. Ситуация скрашивалась и тем, что неудовлетворенное половое чувство сейчас терзало Гошу гораздо слабее, нежели в учебке — холод, голод, радиация и апатия полярной ночи сделали свое дело.

Вместе с тем, Гоша не захотел отказываться от намеренья обольстить доктора Немировскую. Эта зрелая женщина нравилась Игорю все больше и больше, но удобного случая не представлялось, и Полторацкий записал докторшу в «резерв главного командования».

В один из приходов Жужгова он заявил ординарцу:

— У Кобыхнова и Черемисова есть шанс загладить свою вину. Я их обкладываю данью. Передай им, что мне нужен четвертной, причем, срочно, сегодня вечером. Пусть берут, где хотят, меня это не колышет. Да, и еще с них блок «БТ» — в качестве полезной нагрузки!

Вечером все было доставлено. Сигареты Гоша подарил Мусину, после чего пошел в гарнизонный магазин, где запросил самую шикарную из имеющихся в наличии коробку конфет. Продавщица с сомнением покосилась на солдата:

— Есть шоколадное ассорти «Северное сияние» за семнадцать рэ. Берешь?

— Беру.

Гоша заплатил, взял коробку, а на оставшиеся деньги купил пряников, печенья и халвы, которые, вернувшись в санчасть, раздал больным.

После ужина, зайдя в приемный покой, Игорь увидел Немировскую.

— Добрый вечер, Наталья Вениаминовна! Что вы изволите здесь делать?

— Дежурю, Полторацкий.

— Как так? Врачи по ночам не дежурят.

— У Ани заболел ребенок, я ее замещаю сегодня.

Такой случай упускать нельзя!

Марио Варгас Льоса и его тетя

После отбоя Полторацкий подождал, когда все затихнут, взял под мышку «Северное сияние» и постучался в приемный покой.

— Да-да.

Дверь была не заперта. Гоша тихо вошел. Немировская сидела за столом и заполняла медицинские карты.

— Еще раз добрый вечер, Наталья Вениаминовна! Не помешаю?

— Чего тебе, Полторацкий?

— Цель моего визита двоякая. Во-первых, не буду скрывать, мне не спится, поскольку в последние дни я непривычно много спал. Поэтому у меня возникает естественное желание вместо того, чтобы без толку ворочаться на скрипучей койке, пойти и поговорить с умной и очаровательной женщиной. Во-вторых, пользуясь случаем, я хочу поблагодарить вас за проявленное ко мне внимание, заботу и высокое профессиональное мастерство!

С этими словами Гоша церемонно разорвал обертку и самым галантнейшим образом вручил Наталье Вениаминовне сияющую золотом и серебром коробку конфет, перевязанную алой лентой. Не забыл Игорь и поцеловать руку Немировской. Докторша смутилась.

— Зачем все это? Где ты взял деньги?

— Вопрос о деньгах, как неуместный, я из стенограммы вычеркиваю. А вот насчет «зачем»… Затем, что таким образом я хочу выразить вам свою благодарность, признательность и симпатию.

Немировская потрогала рукой глянцевую коробку.

— Спасибо! А теперь иди спать, Полторацкий.

— Наталья Вениаминовна, пожалуйста, называйте меня просто Игорем. Мне, конечно, нравится моя звучная фамилия, но в данном случае она звучит чересчур официально. И еще одна просьба. У вас очень длинное имя и отчество. Можно, я буду называть вас просто Наташа? Все-таки, разница в возрасте у нас не такая уж и большая.

— А сколько тебе лет?

Гоша хотел было соврать (выглядел-то он весьма солидно), но вспомнил, что в медицинской карте указан его год рождения — 1967.