Дедушка русской авиации

По дороге Гоша зашел в туалет, умылся, прополоскал рот, смыл кровь с костяшек пальцев. У дверей кубрика Гошу ждал Володя.

— А, наконец-то проснулся, осетин! Жаль, проспал самое интересное. Впрочем, шоу продолжается — сейчас, видимо, будет вторая серия. Ты со мной?

— Да, с тобой, но сегодня второй серии точно не будет. Так что можешь спокойно ложиться спать.

— Как спать? А эти козлы?

— Затихарились, мирно лежат в своих койках и вставать не собираются. Приходил дежурный офицер — видимо, шум услышал.

— Так почему же ты за меня не вписался?

— Хотел тебя в деле посмотреть.

— Вот скотина! А если бы они меня угондошили?

— Я бы не дал. В конце концов, позвал бы кавказцев.

Граница на замке

Утром Гоша проснулся с большим трудом. Одновременно с криком «ТЭЧ, подъем!» в кубрик вошел старшина, поэтому встали все.

— На зарядку, хлопцы! Ну улице тепло, тымпатура меньше двадцати градусов, можно бежать помаленько!

ТЭЧ выбежала на улицу. Дембеля и деды сразу же растворились в пространстве, как сахарный песок в стакане кипятка, а черпаки погнали стайку карасей по обочине обледенелой дороги в сопки. Тишь, безмолвие. Темно-фиолетовое небо с ярчайшими звездами, прозрачно-холодный воздух, редкие огоньки казарм. Стоит повернуться спиной к гарнизону, как взгляду открывается сплошная снежная пустыня и белые силуэты сопок. Гоше вспомнились рассказы Джека Лондона про золотоискателей Клондайка. Да, наверно, природа здесь почти такая как на Аляске, только вот золота нет. Одно дерьмо.

Пора сказать несколько слов об окружающем Гошу антураже — сиречь, поселке Кирк-Ярве. Поселок разделен на три части. Первая — аэродром (плюс ангары, стоянки, заправки, пункт управления и помещение дежурной смены). Вторая — гарнизон, где находятся солдатский клуб, штабы, санчасть, пекарня, столовая, кочегарки, автопарки, гауптвахта, казармы срочной службы полка, отдельного батальона авиационно-технического обеспечения, второй по значимости части в гарнизоне (ОБАТО), отдельного батальона связи и радиотехнического обеспечения (ОБС и РТО), передвижных авиаремонтных мастерских (ПАРМ), центра боевого управления (ЦБУ) и транспортного отряда (подразделения, обслуживающего транспортные самолеты и вертолеты), а также казармы прикомандированных частей. Наконец, собственно поселок с офицерской столовой, почтой, Домом офицеров, магазинами, школой, детсадом, больницей, аптекой и жилыми домами. Рядом с поселком проходит железная дорога. За дорогой склады и подсобное хозяйство — теплица, коровник, свинарник. За подсобкой — сопки.

Живет в поселке две тысячи человек, включая солдат срочной службы, смысл существования которых — обеспечение боеготовности авиационно-истребительного полка № 419 войск ПВО страны, прикрывающего с воздуха Северный флот и участок северо-западной границы СССР. Государственная граница здесь совсем недалеко, причем, граница между противостоящими военными блоками — Организацией Варшавского договора и НАТО. Говорят, с запасного аэродрома в Быковке в сильный бинокль видна Норвегия, а на ее территории — американская военно-воздушная база со звездно-полосатым флагом и надписью US Air Force. Каждый день (и не по одному разу) летают вдоль границы над нейтральными водами юркие F-15, элегантные «Дракены» с треугольными крыльями и громоздкие «Орионы», переделанные из гражданских «Локхидов». Каждый день звучит пронзительная сирена, и истребитель дежурной смены взлетает на сопровождение самолета «вероятного противника».

Вот зачем существует Кирк-Ярве. Он защищает нашу границу, наше небо, наш флот, нас с вами от тех, кто вообще-то и не собирается на нас нападать.

Кто в доме хозяин

Перед отбоем Гоша сказал Голдобину:

— Долго я терпел тебя, дурака, и хватит! Убирайся нахрен, на второй ярус!

— Чтобы я спал на втором ярусе, а какой-то чмошный карась внизу? Да ты умом е. лся!

Гоша молча сбросил на пол голдобинскую постель, а на ее место положил свою.

— Ты чего это делаешь, карась поганый?

Звонкий удар в ухо заставил Голдобина замолчать. Гоша громко сказал на весь кубрик:

— Не дай бог еще какая-нибудь б… назовет меня «карасем»!

Действительно, Полторацкого трудно было назвать «карасем» — после подъема он не вставал, ходил по кубрику в сапогах, расстегивался до пупа. А еще он назначил расторопного карася Жужгова своим личным ординарцем:

— Отныне пашешь только на меня! Усек? Увижу нарушение — получишь звездюлей и ты, и тот, кто тебя припахивает!

Наведя шухер в ТЭЧ, Полторацкий обратил свои ясные очи на другие подразделения. Ему хотелось лидерства, он тяготел к большой гарнизонной политике. С первой эскадрильей больших проблем не возникло. Добрая половина этого подразделения состояла из узбеков. Вычислив «отца узбеков» — сержанта Базарбоева, Полторацкий провел с ним разъяснительную беседу на тему «кто в доме хозяин». Базарбоев оказался парнем смышленым и «просек поляну» почти сразу — всего лишь после второго удара. Со второй и третьей эскадрильей дело было сложнее — там задавала тон сильная кавказская фракция. К этим ребятам «подъехать на кривой козе» было невозможно, поэтому Полторацкий при посредничестве Гиддигова вступил в переговоры с лидером кавказской «диаспоры» Гией Мгеладзе. Гия как истинный сын Востока, от принятия окончательного решения уклонился, но, уезжая на дембель, подарил Полторацкому свой охотничий кнопочный нож, то есть, практически передал скипетр. Так начался переход кавказской фракции под Гошин протекторат.

Красный день календаря

К 7 ноября в полку остался лишь один дембель — ярый залетчик Ширяев, который целыми днями или пьянствовал, или слонялся по казарме в кителе со споротыми погонами.

В отличие от Ширяева, Игорь чувствовал себя неважно — простудился. Все вновь прибывавшие в Кирк-Ярве солдаты рано или поздно простужались и заболевали. Климат тут гиблый. Постоянная почти стопроцентная влажность, сильнейшие ветры, периодические заряды метелей, сильный холод (поселок находился в котловине), сменяемый неожиданной оттепелью (сказывалось дыхание близкого моря), резкие скачки давления. Кроме того, опустившаяся полярная ночь — она здесь продолжалась с ноября до января — нагнетала апатию, душевный дискомфорт и депрессию. Добавим к этому радиоактивный фон — в нескольких километрах от гарнизона находилось кладбище радиоактивных отходов.

В канун «красного дня календаря», 7 ноября, Полторацкий почувствовал себя особенно хреново. Игорь не пошел на вечернюю поверку, сразу после ужина плюхнулся в койку и забылся тяжелым, нездоровым сном. Постоянный комок в горле и сопли, забившие нос, мешали дышать. Вдруг поступление воздуха в легкие Полторацкого прекратилось вообще. Голову Игоря накрыла плотная ткань, чьи-то руки крепко схватили за горло, тяжелый груз навалился на ноги, безжалостный кулак ударил в пах.

Боль прошила Гошу насквозь, на время лишила сил. Но это было ничто по сравнению с муками удушья. Ворсистая ткань забила рот и нос, железные пальцы сдавили горло и полностью перекрыли кислород. Игорь начал умирать. Когда удушье стало совсем нестерпимым, мозг Полторацкого прошила ослепительно-белая молния, пробудившая скрытые силы и давшая последний шанс. Повинуясь неведомому ранее инстинкту (разум бездействовал), руки Игоря, по чьему-то недосмотру оставшиеся свободными, схватили ненавистную ткань и с оглушительной треском ее располовинили. Вырвавшись наружу, руки, напрягшись, оторвали вражеские клешни от измученного горла. Глоток воздуха вернул полутруп к жизни.

Гоша издал горловой клик. Ноги стряхнули тяжесть, тело распрямилось. Перед глазами плыли круги, голова была чугунно-тяжелой, но руки и ноги действовали исправно, как бы сами по себе.

Враги были повержены и обращены в бегство. Гоша, тяжело дыша, пошел по проходу. На койке Черемисова не было одеяла, и сам Черемисов тоже отсутствовал. Гоша откашлялся и проскрежетал:

— Внимание, ТЭЧ! Все участники этого паскудства будут выявлены и наказаны — им предстоит смыть содеянное кровью, потом и слезами! Черемисов разжалован в караси, с остальными разберусь позже. Ночью возле моей кровати устанавливается мертвая зона. Любого приблизившегося немедленно и без предупреждения замочу. А теперь — отбой!