Деды
Шрифт:
– Ну, полно, друг! – замахал на него рукой Харитонов. – С ума ты, что ли, спятил от радости!
– Ей-ей же, в подполковники! – побожился Черепов. – И даже так, что сам себе не верю, наяву ли то или во сне мне снится.
– Но как же это? Какими промыслами?
– Да так, что в течение единого часа разжалован в рядовые и из рядовых последовательным порядком произведен чрез все чины до подполковника включительно!
– Не верю!.. Воля твоя, не верю! Садись и рассказывай, если ты, сударь, и впрямь с ума не спятил.
И Черепов рассказал все, за исключением лишь той части своего разговора с государем, предметом которой была графиня Елизавета и его чувство к ней. Невольное смущение перед любимой девушкой и известного рода деликатность воздержали его от повествования об этой части.
Лиза слушала в нетерпеливом волнении и все время не сводила с него глаз, и чем далее шел его рассказ, тем все более и более выражение изумления и радостного восторга разливалось по ее красивому лицу.
– Господи! Спаси его, этого рыцарского, великодушного государя! Награди его за это! – воскликнула она в восхищении, когда Черепов закончил.
– Да, сударь, а все заветный червонец помог, из коего вы в черный день сделали столь достойное
XV. Коронация императора Павла
Еще с января месяца 1798 года стали делать приготовления к коронации. Двор собирался в Москву. Отряды гвардейских войск выступили туда же отдельными эшелонами. Вся придворная свита разделена была на несколько групп, из которых каждая должна была отправиться в первопрестольную столицу по особому расписанию. Еще ранее этого времени император купил у графа Безбородки его обширный и великолепный дом, против Головинского сада, и назвал его Слободским дворцом [263] . К этому дому приказано было пристроить по бокам две большие деревянные залы и домовую церковь. Свита великих князей, приехавшая в Москву ранее большого двора, разместилась против Слободского дворца, в здании Старого Сената, где была назначена квартира и великим князьям.
263
Дом этот сгорел в 1812 г., во время занятия Москвы французами.
Сам император, прибывший с супругой после всех в сопровождении нескольких из приближенных лиц, остановился, по принятому обыкновению, в Петровском дворце.
Вскоре назначен был день торжественного вшествия в древнюю столицу. На протяжении всего пути от Петровского до Слободского дворца расставлены были полки гвардии и армии: пехота, конница и артиллерия. К участию в церемонии наряжены были камергеры и камер-юнкеры, а так как день был холодный, то им приказано надеть супперроки, то есть род широких кафтанов из пунцового бархата. Один из военных участников этого парадного въезда [264] замечает, что «ничего не было смешнее, как видеть этих придворных (привыкших ходить по паркету в тонких башмаках и шелковых чулках) верхом бог знает на каких лошадях, и на тех не умеющих держаться и ими управлять: многих лошади завозили куда хотели, и оттого эти царедворцы потеряли свои ряды и наделали большую конфузию». Между ними в особенности была замечательна фигура графа Хвостова, бывшего тогда камергером [265] . Но в особенности странное впечатление на москвичей делали новые военные и гражданские мундиры участников церемонии, казавшиеся им с непривычки, после екатерининской роскоши, карикатурными. Все эти чиновники, военные и статские, следовали по два в ряд, младшие впереди, что составляло «предлинную линию в виде протянутой веревки», как замечает участник [266] . После этих придворных ехал верхом император, один, и несколько позади него – два великих князя: Александр и Константин.
264
Граф Е. Ф. Комаровский.
265
Известный плохой стихотворец, «певец Кубры», но очень добрый и прекраснейший человек, служивший постоянной потехой для литературных знаменитостей своего времени.
«П'eвец К'yбры». – Граф Хвостов владел имением Слободкой на реке Кубре и воспел эту реку в одах, за что и получил это прозвище.
266
Граф Е. Ф. Комаровский.
В Кремле государь остановился на несколько минут для того только, чтобы приложиться к святым мощам и иконам, после чего, сев опять на лошадь, продолжал шествие свое до Слободского дворца. Уже начинало смеркаться, когда прибыл он к этому дворцу, и здесь, остановясь перед крыльцом, пропустил мимо себя церемониальным маршем все войска, участвовавшие в параде. Несчастные камергеры и гражданские чины должны были все это время оставаться верхом и до такой степени замерзли, что некоторых из них принуждены были снимать с седел почти в бесчувственном состоянии.
День своего коронования назначил император на 5 апреля, в самое Светлое Христово воскресенье.
На Страстной неделе вся императорская фамилия говела и в Великий четверг приобщалась Святых Тайн (кроме императора) в церкви Спаса за золотой решеткой. Обедня совершаема была митрополитом Платоном. Императрица Мария Федоровна, в полном блеске и цвете лет, великие княгини Елизавета Алексеевна и Анна Федоровна, великие княжны Александра, Елена, Мария и Екатерина Павловны, все одетые в белые платья, поражали взоры своей красотой и скромным величием. Митрополит Платон сумел выразить впечатление, производимое ими в ту минуту, как они предстояли пред алтарем в ожидании святого причащения. Когда торжественно растворились Царские врата, то, прежде нежели дьякон вынес сосуд с дарами, Платон вышел из алтаря и, как будто пораженный блеском августейших красавиц, отступил назад, а потом, обратясь к императору, сказал:
– Всемилостивейший государь! Воззри на вертоград [267] сей! – И повел рукой, показывая на предстоявших.
У императора приметны были на глазах слезы.
Священный обряд коронования происходил, как обыкновенно, в Успенском соборе. Зрелище было исполнено величия в ту минуту, когда государь, самолично возложивший на себя императорскую корону, подал знак своей супруге приблизиться и короновал императрицу, преклонившую пред ним колена. Но замечательнее всего в этом обряде был момент, когда при возглашении "со страхом Божиим и верою приступите" Павел I вошел в алтарь через Царские врата, взял с престола чашу и как глава церкви сам причастился Святых Тайн. Это зрелище представлялось для присутствовавших особенно редким, потому что с самого 1728 года
в России не было коронования государя. Причастясь в алтаре, император в короне и порфире [268] снова взошел на возвышенное тронное место и с высоты его сам прочитал во всеуслышание составленный им «Фамильный акт о порядке престолонаследия» [269] и повелел акт сей на вечные времена хранить в алтаре Успенского собора, в нарочно устроенном для того серебряном ковчеге [270] .267
Вертогр'aд – сад, виноградник.
268
Порфира – длинная, пурпурного цвета мантия, надеваемая монархами в торжественных случаях (гр.).
269
Акт составлен был домашним образом еще в 1787 г.
270
Ковч'eг – окованный сундук для хранения чего-либо.
Из Успенского собора коронованная чета в царских облачениях прошествовала под золотисто-глазетовыми балдахинами вокруг деревянного Кремля в древний дворец российских государей; гром пушек, колокольный звон с Ивана Великого и со всех сорока сороков колоколен Москвы, звуки военной музыки и несмолкаемый гул восклицаний войска и бесчисленного народа сопровождали это торжественное шествие. Император милостиво и приветливо кланялся своему народу.
В этот день государь щедрой рукой осыпал многих наградами и отличиями. Весь штаб и обер-офицеры, служившие в гатчинских войсках, получили земли и деревни, смотря по чинам, от стадо двухсотпятидесяти душ, а некоторые, как Аракчеев, Кологривов, Донауров, Кушелев, по две тысячи душ. Кроме того, Аракчееву дано было баронское достоинство. Аркадий Иванович Нелидов – родной брат фрейлины Екатерины Ивановны Нелидовой, который при восшествии Павла Петровича на престол только что был выпущен из камер-пажей в поручики гвардии, а в марте 1797 года произведен в генерал-майоры и назначен генерал-адъютантом, – получил теперь Аннинскую ленту [271] и тысячу душ через пять месяцев своей действительной службы.
271
'Aннинская лента – один из знаков ордена Святой Анны 1-й степени; ее носили через плечо.
Из прежних екатерининских деятелей пожалованы: генерал-фельдмаршал граф Салтыков 1-й – крестом и звездой ордена Святого апостола Андрея Первозванного с алмазами, генерал-фельдмаршал князь Репнин – шестью тысячами душ крестьян; граф Безбородко – вотчиной, поступившей в казну после умершего бригадира Кантемира, и тридцатью тысячами десятин [272] земли в Воронежской губернии; сверх того, возведен в княжеское Всероссийской империи достоинство, с титулом светлости, и предоставлено ему на выбор шесть тысяч душ где угодно; Каменскому и Гудовичу 2-му – графское достоинство; вице-канцлеру Куракину – 4300 душ в Псковской и Петербургской губерниях; Ростопчину – орден Святого Александра Невского и 473 души в Орловской губернии; гардеробмейстер Кутайсов произведен в обер-гардеробмейстеры 4-го класса, граф Илия получил орден Святого Александра Невского. Много было и других наград; но при этом всеми замечено, что государственные деятели Екатерининского времени, сравнительно с новыми, личными любимцами государя, награждены были гораздо щедрее. Впрочем, эти последние не роптали: для них впереди было еще будущее.
272
Десятина – старая русская мера площади, равная 1,45 га.
На другой день утром в Кремлевском дворце происходило торжественное "без-мен" (baise-maine). Император и императрица на троне в Грановитой палате принимали поздравления от духовенства, высших сановников государства, сенаторов, придворных, военных, представителей дворянства и городских сословий. Рука императрицы покоилась на бархатной пунцовой подушке, и все мужчины, за исключением духовных особ, отдав поклон царственной чете, подходили к руке Марии Федоровны; дамы же ограничивались одним глубоким реверансом. Между духовенством всеобщее внимание обращали на себя несколько высших сановников церкви, украшенных орденскими лентами и знаками, что для москвичей составляло совершенную новость. Митрополит Платон, бывший некогда законоучителем Павла, присутствовал здесь в своем белом клобуке [273] и в фиолетовой бархатной рясе, поверх которой красовалась орденская цепь Святого апостола Андрея Первозванного.
273
Клоб'yк – головной убор монахов, представляющий собой камилавку (шапочку-колпак), прикрытую покрывалом, нижняя часть которого спускается на спину (гр.).
После "без-мена" был читан список вчерашних награжденных и пожалований им: всем крестьян роздано было более ста тысяч и надел землей по пятидесяти тысяч десятин каждому. Не забыты были и самые крестьяне: высочайший манифест, данный в самый день коронования, возвещал, что, удостоившись принять священное миропомазание и венчание на прародительском престоле, император Павел почитает долгом своим перед Творцом повелеть, чтобы "никто и ни под каким видом не дерзал в воскресные дни принуждать крестьян к работам" и чтобы оные только три дня в неделю работали на помещика, а остальное время на себя, потому что "для сельских изделиев остающиеся на неделе шесть дней по ровному счету вообще разделяемы, при добром распоряжении, достаточны на удовлетворение всяким хозяйственным надобностям".