Дегустация волшебства (Бассейн в гареме)
Шрифт:
Лена взглянула на соседку повнимательнее и увидела, что тетя Надя сегодня оживлена, и глаза ее блестят, как у молодой. Впрочем, что это она, тетя Надя никогда не казалась ей старой, хоть и была старше ее матери лет на восемь.
– Значит, так! – командовала Надежда. – Прежде всего нужно тщательно продумать свой внешний вид.
Она выскочила в прихожую и вскоре вернулась в комнату с ворохом одежды.
– Вот в этой куртке я езжу на дачу. Она немного поношенная, но чистая и не рваная.
Надежда надела длинную стеганую куртку серо-зеленого цвета
– Зачем вам этот маскарад? – полюбопытствовала Лена.
– В такой курточке я смогу сойти за какое-нибудь мелкое местное начальство – техник из ЖЭКа или мастер участка. Как еще они там называются, не знаю. Знаешь, приходят такие тетки на работу в приличных пальто, а потом переодеваются в старое, чтобы по подвалам хорошую одежду не трепать.
Надежда вдруг сорвалась с места, полезла в ящик письменного стола и через некоторое время отыскала там тюбик старой ярко-красной помады.
– Знаю, что не идет мне, – усмехнулась она, заметив в зеркале Ленин критический взгляд, – но так больше на техника из жилконторы похоже. Сюда бы еще вязаную шапочку серо-буро-малинового цвета, – мечтательно добавила она, – или берет мохеровый… У меня, знаешь, с детства отвращение к вязаным шапочкам, а береты просто ненавижу. Кажется, если берет такой надену, сразу старухой стану. Так что дома ничего такого не держу.
– Постойте-ка! – Лена сорвалась с места и выбежала из квартиры.
Она вернулась минут через пять, и в руках у нее был пресловутый мохеровый берет темно-розового цвета.
– Кто там в малиновом берете вошел в подземный переход? – веселилась Надежда и вдруг осеклась: – Извини, я не хотела насчет старости, это ведь твоей мамы берет…
– Да ладно вам, тетя Надя, – Лена махнула рукой. – Сейчас не об этом нужно думать.
– Замок там есть на двери подвала?
– Раньше не было, сейчас я уж и не знаю…
– Нужно надеяться на лучшее, – сказала Надежда и стерла ярко-красную помаду. – Значит, эту куртку и берет берем с собой, выходим по одному, чтобы соседи ничего не заметили.
Надежда с Леной медленно шли по переулку, в который выходила дверь нужного подъезда.
– Вон там, видите? – шептала Лена. – Значит, входите, направо будет дверь подвала, а прямо – черный ход кафе. Сейчас он, наверное, закрыт – слишком рано. Рискнем?
– Рискнем, – согласилась Надежда.
В подъезде было сумрачно и тихо. Пахло помойкой, а из кафе несло почему-то подгоревшей гречневой кашей.
– Каша-то тут при чем? – шепотом удивилась Надежда.
Лена потянула ее за рукав к двери подвала и остановилась: на двери висел большой амбарный замок.
– Ай, как плохо! Как же теперь?
– Спокойно! – Надежда подергала замок и – о, чудо! – оказалось, что замок висит просто так и закрыть его давно уже нельзя.
На всякий случай Надежда вообще вытащила замок и положила его в уголке под ступеньку.
– Так и думала, что замок бутафорский, – ликовала Надежда. – Небось ключ давно потеряли, потому и не закрывают.
Теперь уходим отсюда быстро!Во дворе она внезапно остановилась и уставилась на странную машину, стоящую в дальнем углу.
– Определенно нам сегодня везет! Ты знаешь, что это такое? Компрессор, от него работает такой отбойный молоток… Думала, придется искать мужиков с кувалдой, а так даже лучше, дешевле обойдется. Видно, стенку ломали, чтобы трубу починить, так он с тех пор и стоит.
Они прошли чуть дальше, где стояли две шеренги аккуратных ларьков, а в конце, за ларьками, стыдливо притулился платный туалет. Там, в кабинке, Надежда живо переоделась в дачную куртку и берет, не забыв накрасить губы жуткой помадой. В ларьке они купили две бутылки дешевой «Столичной» Тихвинского завода.
– Погуляй тут, возле ларьков, – велела Надежда. – В ту сторону ни ногой, да смотри сумку крепче держи, чтобы не сперли, а то пальто у меня хорошее, жалко…
Двое работяг толклись возле допотопного ржавого компрессора и говорили бойкому лысому прорабу в кожаной короткой курточке и с незажженной сигаретой, намертво впечатанной в угол рта:
– Петрович, дак ты сам-то глянь, тут работы до вечера! Ты ж сам-то погляди, шпиндель же у ей не фурычит!
Прораб с тоской переводил взгляд с небритых и опухших по утреннему времени физиономий своих орлов на таинственный шпиндель, не фурычащий в недрах компрессора. Наконец он взглянул на часы, охнул, махнул рукой и сказал:
– Ну, Тудыев, под твою ответственность! Чтоб к обеду починили! Я на четвертую побежал, там аврал – бетономешалка встала!
С этими словами он исчез, подняв на пути пыльный смерч. Тудыев, толстый одутловатый мужик лет пятидесяти, на правах старшего вытащил из кармана купюру и протянул ее своему маленькому кривоногому напарнику:
– Ну, Павлуша, одна нога здесь, другая в стекляшке. Возьмешь там нашу любимую.
– Закуси не надо? – на всякий случай осведомился Павлуша.
– Мы что с тобой – жрать сюда пришли? – назидательно пробасил Тудыев. – Мы, Павлуша, с тобой на работе!
Павлуша изготовился было к бегу на среднюю дистанцию, как вдруг из соседней подворотни послышался негромкий, но отчетливый окрик:
– Дяденьки! Выпить хотите?
Кривоногий Павлуша споткнулся, а Тудыев крякнул от такого бессмысленного вопроса:
– Как же не хотеть, девонька? А чё те надо-то?
Надежда, а это была именно она, выглянула из подворотни и помахала поллитровкой. Павлуша двинулся к ней как загипнотизированный. Более медлительный и задумчивый Тудыев не тронулся с места, но глядел на поллитровку с закономерным оживлением.
– Дяденьки, мне бы дырку в стене пробить… Так ведь у вас машина не фурычит?
– Да ты не боись, девонька. – Тудыев тоже двинулся к манящей цели. – Это она для начальства не фурычит, чтобы нас в покое оставили, а для хорошего дела мы ее живенько заведем… У ней же только шпиндель хряснуть по загогулине, и враз зафурычит!