Декабристы. Перезагрузка. Книга вторая

Другое дело, теперь возникали много новых и трудноразрешимых вопросов – как наладить массовое производство этих машинок, подготовить обслуживающий персонал и практически начать их внедрять в хозяйства. И если призадуматься, то самыми очевидными кандидатами для директивного внедрения окажутся государственные колхозы. По всей видимости, здесь, в этом Мире-Времени, им суждено будет прочно обосноваться на передовом крае научно-технического прогресса, как не смешно это звучит для выходца из веков грядущих. Просто ирония судьбы, да и только.

И словно подтверждая мои мысли, прежде чем перейти к стоящим чуть поодали жатвенным машинам Гурьев завёл разговор о селекции.

– На опытных станциях Аграрного университета при отдельных колхозах, начиная с этого года, займёмся повышением урожайности, селекцией семян, благо машинерия для этого дела у нас уже разработана, да и много её на первых порах не потребуется.

С целью селекции семян Гурьев модернизировал веялку, получив на выходе что-то близкое к ещё не изобретённому англичанами «триеру». К паровику споро подсоединили новую цилиндрическую установку, засыпали «разнокалиберные» зёрна. При продувке ближе всего к вентилятору падали тяжёлые зёрна, дополнительно, на внутренней поверхности длинного цилиндра были сделаны определённого размера углубления (ячейки). При вращении цилиндра зёрна попадали в эти ячейки и поднимались кверху. Длинные зёрна, концы которых торчали из ячеек, сгребались с поверхности цилиндра при его вращении специальными дощечками-сгребалками, а мелкие и битые семена поднимались в верхнюю часть цилиндра и падали в широкий желоб, установленный над сгребалками. Внутри желоба был установлен архимедов винт, который и удалял попадающие в желоб зёрна.

С целью оказания помощи колхозам в осуществлении механизации производства и вместе с тем для получения от колхозов сельхозпродукции в прошлом году первые МТС уже были развёрнуты в Новгородской области, а уже сейчас началось их развёртывание на территории других бывших военных поселений в других регионах. Вскоре, надеюсь, вся эта новая техника реально наполнит машинные станции.

Между тем, экскурсия ещё не закончилась. От триера всей толпой двинулись к следующему «павильону», где красовался, блестя лаком, опытно-экспериментальный образец жатвенной машины. Её режущий аппарат состоял из железного бруса, к которому крепились 13 треугольных лезвий ножей. Под ними возвратно-поступательно двигалась вторая ножевая полоса с 12 такими же лезвиями. Для того чтобы уберечь режущий аппарат от забивания соломой длина ножевых полос и привод были так рассчитаны, чтобы несрезанный хлеб не доходил до конца ножа.

В этой жатвенной машине также было применено молотилово, которое могло подниматься и опускаться, а также перемещаться вдоль движения жатки в зависимости от высоты и густоты хлебостоя. Бесконечное полотно-элеватор путём перестановки шестерни отводило сжатый хлеб в правую или левую сторону с прохода жатки. В движение жнея, естественно, приводилось лошадьми, толкавшими её сзади.

О комбайнах, объединивших воедино жатву и молотьбу, ещё никто пока даже не помышлял. Ну и я задание на разработку комбайнов тоже не спешил давать. Во-первых, уже сделанную жатку надо довести до ума, наладив её массовое производство. А во-вторых, комбайну нужен хоть какой-то двигатель, на лошадях такую махину особо не потягаешь.

Производство жатвенных машин было решено развернуть в Москве, рядом с «Московским институтом сельского хозяйства» разместившимся в бывшем имении Петровско-Разумовское. Создать для этого АО «Моссельхозмаш» и привлечь в качестве главных акционеров бывших членов Императорского московского общества сельского хозяйства, ныне являющихся попечителями с/х академии.

***

Если молодые, только-только нарождающиеся отрасли отечественной промышленности, такие как машиностроение, химическая, целлюлозно-бумажная, хлопчатобумажная, да и в целом все новейшие заводы независимо от сферы производства трансформировались из классических мануфактур в полноценные фабрики, путём приспособления к вольнонаёмному труду, приобретением машин и паровых двигателей, то полную противоположность молодым отраслям демонстрировала старая горнозаводская промышленность основанная на крепостном труде и сосредоточенная, главным образом, на Урале.

К концу XVIII в. Урал являлся крупнейшим не только в России, но и во всём мире районом производства чугуна и железа, занимая первое место в вывозе металла на зарубежные рынки, но в первой четверти XIX в., он стал стремительно утрачивать своё значение. В начале XIX в. в России было 147 заводов черной металлургии (литейных и металлообрабатывающих) и 45 заводов цветной и это число оставалось практически неизменным на протяжении первой четверти века, что свидетельствовало о серьезнейшей стагнации отрасли. И если бы не моё вмешательство, то уже был бы близок тот день и час, когда Россия отстанет не только в валовом производстве металлов от своих западных конкурентов, но и позорно превратиться в импортёра металлов. Одной из главных причин этого явления (помимо крепостного труда, логистической удалённости и неразвитости внутреннего рынка) была отсталая техника производства. Если у нас в производстве и экспорте чёрных металлов наблюдался застой, то на западе набирали силу нехорошие такие для России производственные тенденции как переоснастка производства с заменой древесного угля на каменный коксующийся уголь.

Да и если бы дело было только в угле, в переходе на каменный уголь, то задача по преодолению нашего отставания решалась намного легче и проще. Но, к сожалению, проблемы в отечественной металлургии носили комплексно-структурный характер.

Большинство казенных и частных чугуноплавильных и железоделательных заводов было построено в XVIII в. и оборудование с тех пор почти не обновлялось. На заводах, как и в стародавние времена по-прежнему господствовал уходящий в Европе в забытье кричный способ производства железа. Доменное производство основывалось на холодном дутье. Основой заводской энергетики оставались водяные колёса. Машин было считанные единицы.

До недавнего времени одним из главных тормозов внедрения новой техники являлась крепостническая организация труда на заводах. Казна и крепостники-горнозаводчики предпочитали введению машин и технических усовершенствований, жёсткую эксплуатацию подневольного труда крепостных и хищническое использование рудных и лесных богатств. И если как бороться с хищническим использованием природных ресурсов ещё только предстояло задуматься на государственном уровне, то проблема крепостничества уже была решена самым радикальным образом.

И теперь, в этих условиях, новой техники предстояло помочь проложить путь от КБ и передовых петербургских машиностроительных заводов начавших производить у себя эту технику непосредственно для конечных потребителей – до всех предприятий горнозаводской промышленности. А справившись, наконец, с чёрной металлургией начать насыщать машинами старые мануфактуры числом более 3 тысяч (только в Петербурге мануфактур было более сотни), и новые строящиеся предприятия по всей России вроде Калужских заводов Мальцевых, Костромского завода Шиповых и т.д. И это не считая тысяч русских купцов ведущих собственную торговлю и располагающих необходимым капиталом для приобретения машин. Но «почешется» эта консервативная категория населения только тогда, когда осознает, что производство собственного товара экономически выгодней перепродажи чужого добра.

И самое главное у нас были свои собственные доморощенные кадры, которых без особой раскачки и долгой спец подготовки можно было бы оперативно привлечь для модернизации металлургических производств. Помимо отдельных кадров из Горного института в Питер, в КБ-2 Черепановых разрабатывающего совместно с институтом путей сообщения и петербургскими машиностроительными заводами не только паровые двигатели, железнодорожную технику, но и прочие потребные в металлургии рудничные и заводские машины, «из глубины Сибирских руд» были вызваны уральско-алтайские горные инженеры, механики и просто мастера-умельцы.

Лаулин Михаил Сергеевич – горный специалист, сын солдата, окончивший в 1790 году Барнаульское горное училище строивший под руководством кронштадтского «машинного ученика» Ф.П. Борзова на Нерчинских заводах паровые машины, а также одну из первых в России чугунно-рельсовых дорог между Змеиногородским рудником и Змеевским сереброплавильным заводом – его я планировал оставить в Петербурге в качестве преподавателя в столичных ВУЗах и технического консультанта при ОАО «РЖД» и конструкторских бюро.