Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)

– Шансов нет, Эдвард. – Сказала я через миг, пессимизм во мне смог задушить надежду. Он нахмурился от моих слов и сконфуженно глянул на меня. – Это не просто период моей жизни. ЭТО и есть моя жизнь. Я пришла в этот мир рабом, рабом я и покину его. Бесполезно пытаться это изменить, бессмысленно.

Он сощурился, а его лицо потемнело от гнева. Я была в шоке от внезапной перемены его настроения. В его глазах полыхал огонь, и это пламя испугало меня. Он резко поднялся, отодвигаясь от меня, и я убрала руку с его груди. Сердце бешено забилось, я была сбита с толку такой его реакцией, а он сел и яростно сверлил меня взглядом. – Не смей, черт побери, говорить так, – резко выдавил он громким голосом. Я просто смотрела на меня, неуверенная, что говорить или делать, и что именно было не так. Он глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, но, судя по огню, горящему в его взгляде, это не помогало. – Я постараюсь, черт возьми, не злиться на тебя за это дерьмо, но не надо так больше говорить. Не смей сдаваться. Есть намного больше, чем жизнь в долбаном рабстве, целый мир для тебя, и ты должна бороться за него вместе со мной. Ты, мать твою, должна верить мне, а не говорить, что это бессмысленно. Потому что это не бессмысленно. Смысл есть, или зачем мы тогда здесь? Быть со мной для тебя бессмысленно?

– Нет! – почти выкрикнула я, мои брови нахмурились. Я не хотела, чтобы он так думал, так говорил. Он был всем для меня. Я резко села, глаза снова наполнились слезами. – Быть с тобой не бессмысленно. Ты единственное в моей жизни, что имеет смысл, Эдвард.

Он вздохнул и качнул головой, все еще расстроенный. – Я стою того, чтобы бороться? Потому что если ты не хочешь бороться, скажи мне сейчас. Я готов ко всему, что может произойти, но я не хочу делать это дерьмо просто так, если ты даже не хочешь попытаться.

– Конечно, ты стоишь того, чтобы бороться. – Сказала я и дрожащей рукой погладила его по щеке. Я ждала, что он оттолкнет меня, он все еще злился, но он этого не сделал. Он склонил голову к моей ладони и громко вздохнул.

– Тогда не говори больше это дерьмо, идет? Когда я говорю, что буду стараться вытащить тебя отсюда, я именно это и имею в виду. Я не просто нахожусь рядом с тобой, и когда говорю, что люблю тебя, это не простые слова. Господи, прости, что я накричал, но ты расстраиваешь меня, когда сомневаешься и хочешь сдаться. – Его гнев утихал и сменился тоской, грустью и болью. Он напряженно смотрел на меня, и я кивнула.

– Иметь надежду нелегко, – сказала я, желая, чтобы он понял. Он вздохнул, поднимая руку и накрывая мою ладонь на его щеке.

– Думаешь, я этого не знаю, tesoro? Но сделай одолжение, верь в меня хоть немного. Volere e potere, – сказал он.

– Что это значит? – спросила я. Он улыбнулся.

– Если есть желание, найдется и способ, – сказал он. – Отец постоянно повторяет это дерьмо. Он так отвечает в любой ситуации.

Я улыбнулась и кивнула. – Прости, что сомневалась, – промямлила я. Он пожал плечами.

– Нет крови, нет грязи, – ровным голосом сказал он. Оглянувшись на часы и вздохнув, он пробежался рукой по волосам. – Как насчет того, чтобы поспать? – предложил он, поворачиваясь ко мне. Я кивнула.

– Звучит замечательно, – сказала я. Он поднялся и включил центр, заиграла мягкая музыка – фортепиано. Он положил пульт и выключил свет. Потом забрался обратно на кровать и крепко обнял меня. Зарывшись в мои волосы, он вздохнул.

– Спокойной ночи, Изабелла, – нежно сказал он. В голосе была грусть, и я почувствовала себя плохо, когда поняла, что окончательно испортила настроение и воспоминания об этом чудесном вечере.

– Спокойно ночи, Эдвард, – пробормотала я. Слезинка скользнула по щеке, и я прикрыла глаза, не обращая на нее внимания. Его руки крепко обхватывали меня, словно никогда не отпустят. Так тяжело быть оптимистичной, когда у тебя такая жизнь.

И я погрузилась в глубокий сон, впервые за долгое время меня одолевали кошмары. Все началось с воспоминаний из прошлой жизни, болезненных, связанных с мамой. Но ее саму трудно было вспомнить. Казалось, прошла целая жизнь с нашей последней встречи, когда я могла видеть ее, слышать ее голос. Я переживала, что теперь она живет только в моей памяти, как воспоминание. Потом замелькали картины жестокости, мук, которые я испытала, убийства, которые видела и после которых убирала. Я вспомнила худшие из побоев, когда Джейн лупила меня по лицу, а Чарли хватал за волосы и тащил через двор. Ремни и кнуты, которые они любили использовать. Удары кулаками, пощечины, пинки и толчки. И кровь, много крови. Потом, из ниоткуда, появилось лицо доктора Каллена, гнев и отстраненность во взоре, когда он показывал свое оружие и целился мне в глотку, громкий щелчок, когда он нажал на курок.

Я резко села, очнувшись, и судорожно осмотрела темную комнату. Я дрожала и ощущала тошноту. В горле застыл ком, я выпрыгнула из постели и побежала в ванную Эдварда. Я рухнула на пол, и меня вырвало в унитаз. Через пару минуту я успокоилась и попыталась собрать себя воедино.

Я поднялась, коленки подгибались, тело словно мне не принадлежало, желудок сводило. Вернувшись в комнату, я уставилась на кровать и нахмурилась. Эдварда там не было, и учитывая, что он не последовал за мной, когда я побежала в ванную, можно было понять, что он ушел до этого.

Поколебавшись, я вышла в коридор. Этаж был погружен в темноту и тишину. Я тихо спустилась по лестнице на второй этаж. Я подумала, что он, может, пошел попить. Внезапно я застыла, когда услышала музыку.

Мелодия была тревожной и тяжелой, наполненной грустью, я не узнала ее, но в тишине дома она звучала зловеще. Стараясь быть тихой, я спустилась на первую ступеньку и села. Эдвард сидел на скамейке возле пианино и играл красивую тревожную мелодию, иногда поглядывая на ноты. Через миг музыка стала громче, он неистово долбил по клавишам, но потом также быстро сбавил темп, смягчив мелодию.

Я откинула голову на перила, обхватила коленки и наблюдала, как он играет. Это выглядело удивительно, слышать такую эмоцию, рожденную его пальцами. Он все еще играл эту мрачную музыку. Как только она кончалась, он начинал заново.

Мне было интересно, как часто он играет по ночам, часто ли выскальзывает из постели. Если Эдвард не будил меня своими кошмарами, обычно я спала всю ночь, не просыпаясь до восхода солнца. Он всегда так делает, это часть его жизни? Или я настолько его расстроила, что он не захотел спать со мной, не захотел быть рядом?

Веки налились, но я боролась со сном, не желая вставать и уходить. Музыка поглотила меня, не хотелось идти в постель. Наверное, я проиграла эту битву, потому что следующее, что я помню, как меня раскачивали. Я открыла глаза, испуганная и озадаченная. Я сразу увидела Эдварда и сконфуженно осмотрелась вокруг, узнав второй этаж. Он нес меня на руках. Я догадалась, что заснула, слушая его игру, а он нашел меня, когда возвращался наверх. Я посмотрела на него с извинением во взгляде, надеясь, что он не слишком расстроился, что за ним следили, пока он играл. Но он ослепительно улыбнулся.

– У нас есть кровати, tesoro, нет надобности спать на полу, – шутливо сказал он. Я улыбнулась в ответ.

– Я проснулась, а тебя нет, и потом я увидела, как ты играешь, и не хотела прерывать, – промямлила я, еле ворочая языком после сна.

– Ты могла спуститься, я бы не возражал. И прости, что накричал на тебя раньше, что расстроил, – сказал он. Он начал подниматься на третий этаж, я обхватила руками его за шею, и он сжал меня еще крепче.

– Все хорошо, – промямлила я. Он вздохнул, качая головой.